Трое в джунглях, не считая блондинки
Шрифт:
Можно и не возвращать, конечно. Апони буквально увидела, как эта мысль мекнула на хитром лице дяди.
Но Вишаче — не тот человек, с которым стоит ссориться, прочитала Апони на лице у казначея.
— А, может, как-то можно сделать так, чтобы Суа дал согласие на этот брак? — толстый Вишаче, привыкший командовать, снял золотой чеканный нагрудник и протянул его жрецу. — Думаю, Суа останется доволен, — гораздо тише произнес, почти прошептал, казначей.
На лице его отразился испуг.
На Матхотопа и раньше-то было страшно смотреть. Но теперь его
И небо ответило ему громом и молнией.
Вишаче скукожился.
Матхотоп, напротив, расправил плечи.
И в следующий момент на всех обрушился тропический ливень.
[1] Была бы рада, если бы эти обычаи были рождены моим воспаленным воображением, но это не так. Про голую жену описывается в испаноязычной Вики, в самой объемной статье о муисках. Про пробные браки — не помню, откуда, может, оттуда же. Пробным он был для мужа. Не понравилась жена — вернул в род.
[2] По свидетельствам конкистадоров, к моменту испанского завоевания муиски уже не приносили человеческие жертвы. Кто знает, как было на самом деле? Однако те же «хронисты» говорят об обычае, согласно которому ненужного раба хозяин мог отправить стоять на колениях возле храма. И когда жрецу нужна была жертва, он мог использовать любого из «рабов на ступенях».
[3] За жену было нужно заплатить трижды. В любой момент глава рада мог отвергнуть подарок жениха и отказать в браке, сказав, что подарков недостаточно.
54. Брайан
Встал я рано, затемно. Не знаю, почему-то не спалось. И отправился в Вилья-де-Лейва на первом же чиве [1]. На борту уродливого родственника автобуса было написано многообещающее название «Скороход». Впрочем, в Колумбии все горазды обещать. Мне было интересно посмотреть на участок дороги, который мы так плодотворно объехали вчера на такси, и я сидел, уткнувшись в окно. Однако где-то через полчаса банально уснул под взбрыкивание лошадиных сил под капотом и болтовню соседки, сеньоры с роскошными формами, занявшей два сидячих места сразу. Проснулся я только на автостанции Вилья-де-Лейва. Точнее, меня разбудили.
Я огляделся, пытаясь понять, где я нахожусь. В голове теснились образы из сна: колумбийская сельва, мордатые ревуны, испуганная Келли, сжимающая смешную подвеску, которая висит у нее на шее…
В общем, всякая чушь.
Келли, кстати, на связь так и не вышла, хотя приехал я в одиннадцатом часу. Я заглянул в ресторан, хотя завтракать не тянуло. Судя по состоянию — ужинать тоже не захочется. Блондинки не было. Я поднялся на второй этаж и постучал к ней в номер. Снова тишина. Это игнорирование начинало подбешивать. Что за дурацкая женская привычка: что-то себе придумать и гордо уплыть в туман под парусом обиды? Иначе упорное игнорирование со стороны француженки я объяснить не мог.
Я ввалился к себе. Снял одежду, пропахшую кислым потом и местными специями, — ароматами, которыми был пропитан воздух в
Я повернул голову к столу. Именно там, на стуле, я оставлял свою джинсовую куртку, в которой оставался футляр с подарком.
Стул стоял.
Куртки не было.
Не могу сказать, что меня подкинуло, но я напрягся. И драгоценности, и удостоверение Интерпола, пусть уже недействительное… Не хотелось бы, чтобы это всё попало в чужие руки. Я взял себя в руки. Скорее всего, горничная перевесила ее в шкаф. Не выношу, когда мои вещи трогают без моего ведома. И вообще трогают. Этого не понять тем, кто вырос дома, а не в пансионате, где практически нет такого понятия, как личное пространство. Я представил в красках, как буду устраивать разгон горничной, и направился к гардеробу.
Да, куртка висела здесь. Я выдохнул. Всё же приятнее устраивать разгон за то, что девушка позволила себе перевесить вещь, чем за то, что она ее украла. Я сунул руку во внутренний карман. Всё было на месте. Более того, в нем было кое-что лишнее. То, чего не было изначально. Сложенный вчетверо листок.
Почерк Келли я видел вскользь, при регистрации в отеле. Ровные, округлые буковки были словно нанизанные на нитку бусины. Над ними возвышались заглавные буквы с причудливыми росчерками [2]. Такой каллиграфический курсив дрессируют только в лучших британских школах.
«Дорогой сэр Уэйд [3], я глубоко благодарна вам за внимание к моей скромной особе. В постели вы заслужили пять баллов из пяти. Особенно последний, утренний заход. Однако пепел Натана Роя стучит в мое сердце [4] и зовет меня немедленно открыть тайну наследства. Не хотелось бы отвлекать вас от важных дел Интерпола. Полная и исчерпывающая информация о возможных находках будет представлена в правительственную комиссию. Гарантией моей добропорядочности выступит свидетель, гражданин США, Эндрю Додсон, и проводники — граждане Колумбии.
Келли Рой Дежарден
P.S. Передавайте привет Альберту Кэмпеблу и его дорогой супруге, моей однокласснице.
P.P.S. Или не передавайте. На ваше усмотрение»
Она заранее знала, кто я. Она попользовала меня. Она рылась в моих вещах.
Да, меня развели, как мальчишку. Да, она с самого начала знала, кто я. Возможно, запомнила с того единственного раза, когда мы виделись, на соревнованиях по гребле. Хотя вряд ли я сильно выделялся среди таких же снобов. Скорее, она узнала обо мне позже, когда уже после школы собирала информацию о Альберте. И планомерно, шаг за шагом, хладнокровно приручала.