Трое в штатском. Книга вторая
Шрифт:
Наша курилка – это подоконник женского туалета. Здесь мы с Маринкой находим свою временную гавань.
– Ну что, Василиса Васильевна?
– Что? – Я закуриваю.
– Идем?
– Куда?
– Ну-у, – она все еще тешит себя надеждой, что я смогу вспомнить сама и, судя по задранным на лоб бровям, меня это несказанно обрадует. Похоже, я что-то счастливое упустила в своей жизни.
– Мы идем… – подыгрываю я бесполезной затее.
– Куда-а, – тянет Маринка.
– Куда-то идем, – я сокрушенно
– Мы идем туда, где собираются… – Марина подкинула еще немного информации.
– Собираются, – никаких озарений в памяти.
– Кто собирается? – продолжает растягивать слова Маринка. По ее виду я заключаю, что вспомнить не удается что-то очень простое. Мне даже становится обидно. И я решительно выдвигаю версию:
– Собрание.
– Собрание? – Маринка непонимающе хлопает глазищами. – Какое собрание?
– Собрание, – отмахиваюсь я. Честно говоря, тема мне порядком надоела.
Мне не надоедает Маринка. Никогда. Что-то такое в ней есть, очень близкое мне по духу, ну или умильное, что ли. С любым другим человеком я бы еще в начале наших упражнений впала в глубокую депрессию с элементами истерики, но с Маринкой… у меня уже лоб болит от напряжения, устало трясутся сведенные брови. Чтобы не расстраивать это глазастое чудо генетики, пытаюсь сменить тему:
– А, кстати, зря в ваше время нет собраний. И на картошку сейчас в институтах, наверное, не ездят. А вот в наше время, я еще застала…
– Василиса Васильевна! – Маринка топнула ногой. Не собьешь ее с мысли. Несчастная, тяжело ей будет замужем.
– Ну, не вспомню я что-то, Марин, – трагически сдаюсь я… как же, сразу она мне все рассказала и напомнила, держи карман шире. Китайская пытка продолжается:
– Василиса Васильевна, ты вообще кем хотела стать?
– Кем стать хотела, – я делаю глубокую затяжку, пожимаю плечами. Кем я хотела стать? Самой собой вроде бы не плохо. – А кем я хотела стать?
– Ну, кем?
– Человеком с большой буквы? – осторожно предполагаю я. Иронию в свой адрес Марина терпит редко.
– Василиса!
– Из того, что получилось, или из того, что не получилось?
– Ну, в какой институт ты еще поступала после школы, но не поступила.
– А, – я вздохнула с облегчением, хоть один ответ я знаю точно, – в театральный.
– Театральный? – Маринка опять хлопает глазами от удивления. – Ты в театральный поступала?
– Ну, да.
– И что, поступила?
– Как видишь, – отвечаю я, но начинают мучить сомнения, что и на этот раз я ответила что-то не то.
– А мне даже не рассказывала
– Василиса Васильевна, – вновь терпеливо тянет Маринка. – Давай спокойно, не торопясь.
– Давай.
– Мы…
– Мы.
– Стояли здесь…
– Стояли?
– Стояли, – Маринка кивает в так словам.
– Мы стояли здесь.
– И ты мне сказала…
– Я сказала?
– Ты сказала, – кивает Маринка. – Ты.
– Я не говорила… по-моему.
– Говорила.
– Не говорила, Марин. Это знаешь, кто мог сказать…
– Ты говорила.
– Нет, Марин, сама подумай, нет, правда, у меня сын твой ровесник, почти… Мариш, я правда…
– Ты сказала, что когда тебе бывает одиноко… ты-ы…
– Я… я? Не-эт. Ты с ума сошла, Марин!
– Я?
– Ты.
– Почему?
– Ты что. Я что? Да ты что… нет, ну…
– Василиса Васильевна!
– Что?!
– Ты о чем?
– Я?
– Ну.
– А ты о чем?
– Я о картинах, – растерянно выпалила Маринка.
– А я, – до меня постепенно доходит, что я пошла на поводу у собственной мнительности, но с губ все же сорвалось признание: – А я о дискотеках… ну, там…
– О каких дискотеках? – Маринка еще в растерянности, но постепенно ее лицо начинает преображаться. Она в кои то веки вытянула из меня больше, чем могла рассчитывать. Эта поганка теперь меня замучает.
– А о каких картинах ты говоришь?
– Я-то о картинах, – вот гадость, уже надменно качает головой. – У меня в отличие от некоторых, – вздернула свою нос-кнопку, – мысли не только о дискотеках и всяких там «ну там». Я-то всерьез отнеслась к твоим словам, что ты рисуешь и, вообще, увлекаешься живописью. Я даже добилась приглашения на одну закрытую выставку, а что в итоге…
Ну, все, теперь мне долго не узнать покоя.
– Дискотеки, – протянула Маринка с выражением такой жуткой брезгливости на лице, что мне самой стало противно от собственной развращенности.
Ох, и поздно же очнулась моя память. Ведь действительно мы как-то говорили о том, что стоило бы провести экскурс по выставкам или может вообще выбраться на природу, где я могла бы развлечься с мольбертом, а Маринка бы купалась в ближайшем пруду или позировала мне. Но это был разговор из разряда не обязывающих помнить о себе. Впрочем, похоже, это мнение Маринка со мной не разделила. Она отнеслась к моему хобби серьезнее, чем я к ее вниманию. Что ж, я наказана. А еще я над ней иронизировала. Мне конец.