Трое в штатском. Книга вторая
Шрифт:
– Это зал нашей Верочки, – начал он запросто, по-свойски. – Правильно, что вы решили начать отсюда.
– Она фотограф, – очень к месту заметила Маринка.
– Фотохудожник, – мягко поправил Маугли. – Верочка художник. Посмотрите, – он подошел к одной из фотографий, на которой был заснят густо алый закат обливающий своим сочными покрывалом широкое поле и лес с церковью на берегу небольшого озера. Игра света, уловленная объективом, шокировала. Смешение естественных красок, блеск озера дало игру теней и светопреломления. Лес стал желтовато-коричневым, озеро ярко красным с отходящим от него черным берегом. Совершенно
– Ведь это осень, – произнес Маугли. – Это осень среди лета.
– Лета? – я присмотрелась. Действительно, широкие, раскидистые стволы в густой листве, высокая, крепкая трава, камыш. Конечно лето.
– Поразительно, – я не смогла удержать восхищения.
– Произведения нельзя смотреть мельком, – улыбнулся Маугли. – Произведение это не кадр из жизни. Это жизнь. Возможность увидеть жизнь, такой, какая она есть. На секунду отойти от привычных поверхностных характеристик. Желтый, красный, значит осень. Белый – зима. Зеленый – лето. А так ли на самом деле? – Маугли внезапно повернулся и посмотрел мне прямо в глаза. Я слегка растерялась.
– Мы не познакомились, – внезапно констатировал он. Повернул голову к Маринке, улыбнулся: – Я вас обманул. Я не Маугли. Я Валентин Петрович.
– А, – Маринка растерялась лишь на мгновение. – Марина Анатольевна.
– Василиса Васильевна, – представилась я. – А ваши работы, здесь тоже есть?
– Да, там, в начале, гобелены, – он как будто слегка смутился, но скорее это все же наиграно. Своей обширной груди он перед нами не смущается.
– А, ковры, там, я видела, где еще… – Маринка осеклась. – Классно, мне понравилось. Правда, мы там еще всерьез не всматривались. Решили отсюда пока начать.
– Ковров здесь нет, – спокойно выслушав Маринкины выпады, произнес Валентин не Маугли. – Гобелены.
– А их же руками делают? – облила полным безразличием вопросы толкования Маринка. – Это же полностью ручная работа.
– Да, – кивнул художник. – А вы здесь случайно, или к кому-то?
– Мы к кому-то, – деловито кивнула Маринка.
– Случайно, – уточнила я, опасаясь, что и слишком приближенных могут начать раздевать.
– Понятно, – он не стал навязывать нам свое общество сверх меры. Тактичный мужичок оказался. Сообщил что:
– Если будет что-то непонятно, спрашивайте, не стесняйтесь, – и, не торопливо развернувшись, пошел к своим.
– Круто, – выдохнула Маринка.
– Ужас, – согласилась я.
Уж если я была способна еще чему-то удивляться на этой выставке, то мне очень скоро представилась такая возможность. Мы с Маринкой еще рассматривали фотографии. Должна признаться, я основательно зацепилась в этом зале. И хотя соседство с толпой полуголых меня коробило и отталкивало, работы этой незнакомой мне руки не отпускали. Кажется, даже были моменты, когда я забывала о необычном соседстве. И только когда Маринка в очередной раз цокала каблуком, я вздрагивала, и мне вновь начинало казаться, что мы в центре внимания. Ну, уж слишком сильный контраст дают наши две костлявые, да еще и на каблуках, фигуры. И вот когда я практически решилась лишить свою душу удовольствия ради комфорта тела, явился он.
Я думала, у меня глаза выпрыгнут. Откуда? Мир
Звездин?!
Он шел не один. Не прерывая разговора, они вошли в зал. Женщина приятной, тонкой внешности в легком шелковом халате на голое тело, слушала. По ее прямому, не без жесткости, лицу было трудно разобрать эмоции, которые рождала речь Звездина. Впрочем, к словам его она относилась серьезно, даже когда вся толпа «ряженых» встретила ее дружными возгласами, она не прервала диалога. Остановилась, повернула голову к адвокату, легко, совершенно не обременительно для своего лица улыбнулась, что-то сказала и только после легких, взаимных кивков, они со Звездиным разделились.
А мне сначала показалось, что Звездин меня не заметил. Я ошиблась.
Еще даже не глядя в нашу с Маринкой сторону, он направился именно к нам. Я была удивлена его появлению. У меня в голове не уложилось, что подобная встреча вообще возможна случайно, но я успела подумать: «Он одет».
– Василиса Васильевна, – а он рад меня видеть. Не изображает, никаких особенных поясничаний, со всякими там целованиями рук… ну, руку вообще-то мог бы поцеловать, ну да ладно. Но рад, видно.
– Здравствуйте, Алексей Михайлович.
– Не уверен, что вы могли бы сделать для меня больший подарок, – он расплылся в улыбке, – чем-то, что вы еще помните мое имя.
– Я даже помню, что кто-то меня куда-то приглашал, – с укором произнесла я. Вообще-то я хотела только поязвить, но вдруг поняла, что теперь хочешь, не хочешь, а идти придется. Интересно, а я хочу?
– Вы свободны сегодня вечером? – у него молниеносная реакция.
– Кхе, – Мариночка, спасительница Васи.
– Вы не одна, – Звездин галантно поклонился Маринке, и как-то так у них ловко получилось. Она представилась:
– Марина, – и протянула руку, а он одновременно уже ловил ее ладонь для поцелуя и представился в ответ. Значит, все-таки руки он целовать умеет.
– Какими судьбами, Василиса Васильевна? – его персона вновь оборотилась ко мне.
– Ну а зачем ходят на выставки? – произнесла я. Что-то я в воинственном настроении.
– Это понятно, – легко улыбается Звездин. Его, наверное, вообще не возможно вывести из равновесия. – Просто, – уточнил он, – я не ожидал увидеть вас на таком приватмероприятии. Да и… нет, все же поразительно.
– А вы тоже художник? – спросила Маринка.
– Нет, – Звездин растянулся в улыбке. – От этого я настолько далек, что даже позволил себе сегодня костюм-тройку.
– Какими же вы судьбами?
– Увы, исключительно деловыми. – Он вновь посмотрел на меня. – Так я позвоню вам сегодня вечером?
– Позвоните, – я пожала плечами. – Но я точно не знаю, когда освобожусь.
– Алексей Михайлович, – к нам приблизилась недавняя собеседница Звездина. Интересное у нее лицо. На близком расстоянии в нем появилась какая-то загадка. Я даже не сразу поняла, в чем дело и присмотрелась внимательнее. Нет, и тут дело было не во внешности. Скованность, неясное внутреннее напряжение, затаившееся в самой глубине темных глаз. Ей это как-то не совсем идет, это напряжение не ее чувство, похоже она не очень-то умеет с ним справляться. И от этого ее цепкий, внимательный взгляд кажется особенно растерянным. И какие у нее могут быть дела со Звездиным? Она что, подверглась уголовному преследованию?