Трое за границей
Шрифт:
Не прошло сорока секунд, как число желающих пнуть собаку увеличилось до девяти человек. Время от времени кое-кому, как представляется, исполнить свое желание удавалось, так как пес иногда прекращал лаять и начинал выть. Но он не терял присутствия духа; он, очевидно, знал, что бесплатный сыр бывает только в мышеловках, что за охоту на кабанов и дичь надо платить, — но в общем считал, что игра стоит свеч.
Вдобавок, пес был счастлив отметить, что на каждый пинок, который перепадал ему, большинство живых душ в помещении получало по два. Бедолага-свинья (та, которая, оплакивая свою судьбу, закрепилась в центре) получала
Попытки запинать пса напоминали игру в футбол с мячом-привидением: он еще есть, когда вы собираетесь по нему бить, но его уже нет, когда бить вы собственно начинаете и остановиться уже нереально, так что бить приходится все равно, и вы надеетесь только на то, что под ногой окажется более-менее весомый предмет — иначе вы плашмя с грохотом влетаете в пол. Если кто попадал по терьеру, это происходило случайно, когда сам попавший этого не ожидал; попавший в терьера, в сущности, оказывался захвачен врасплох и, попав в пса, таким образом, на него падал. Вдобавок каждые тридцать секунд каждый присутствующий непременно падал на сидевшую в центре свинью, находившуюся не в состоянии убраться у кого-то с дороги.
Как долго происходил пандемониум, сказать невозможно. Но все было кончено мудрым решением Джорджа. Некоторое время он гонялся как все, но не за собакой, а за той второй свиньей, которая еще проявляла активность. Загнав, наконец, животное в угол, он убедил его не носиться кругами в изолированном помещении, но вместо этого пробежаться по свежему воздуху. Свинья с долгим воплем вылетела за дверь.
Мы всегда желаем того, чего не имеем. Одна свинья, курица, девять человек и кот по мнению нашего пса потеряли всякую ценность, лишь только речь зашла о добыче, которая грозила исчезнуть. Пес бездумно метнулся вслед; Джордж захлопнул дверь и задвинул засов. Хозяин поднялся и оглядел все живые и неживые предметы, лежащие на полу.
— Игривая у вас собачка, — обратился он к посетителю с кирпичом.
— Это не моя собачка, — отозвался тот мрачно.
— Тогда чья же?
— Я не знаю, чья это собачка.
— Расскажите кому-нибудь другому, — сказал хозяин, подбирая портрет кайзера и вытирая с него рукавом пиво.
— Да ладно, — ответил незнакомец. — Я и не думал, что вы мне поверите. Я устал всем говорить, что это не моя собака. Мне никто не верит.
— А зачем вы с ней возитесь, если это не ваша собака? Что в ней такого хорошего?
— Я с ней не вожусь. Это она со мной возится. Она нашла меня сегодня в десять и не отстает. Когда я сюда зашел, мне показалось, что она от меня, наконец, отвязалась. Она осталась убивать утку, отсюда минут пятнадцать... Боюсь, мне придется за нее платить, когда буду идти обратно.
— А вы бросались в нее камнями? — спросил Гаррис.
— Бросался камнями? — переспросил человек презрительно. — Я бросался в нее камнями пока не заболела рука. Она думает, что я с ней играю, и приносит все камни обратно. Я битый час таскаю с собой этот дурацкий кирпич, все надеюсь, что смогу ее утопить. Только близко она не подпускает, не схватишь никак, сядет — вот она, каких-то шесть дюймов, — раззявит пасть и пялится.
— Давно не слышал ничего смешнее, — покачал головой хозяин.
— Рад, что хоть кому-то весело.
Когда мы уходили, он помогал хозяину подбирать разбитые вещи. У входа, в дюжине ярдов, верное животное поджидало своего друга. Вид у пса
Покончив, к нашему удовольствию, со Шварцвальдом, мы проехались на своих колесах по Альтбрайзаху и Кольмару до Мюнстера, откуда предприняли небольшой осмотр Вогезских гор (где, по мнению нынешнего германского императора, кончается все человеческое).
Альтбрайзах, каменная крепость, которую река омывает то с одной стороны, то с другой (Рейн в молодые неискушенные годы никогда, кажется, не представлял в точности куда ему течь), как место обитания издревле привлекал, должно быть, исключительно любителей перемен и искателей острых ощущений. Кто бы ни воевал, из-за чего бы ни воевали — Альтбрайзах неизбежно был обречен. Каждый его осаждал, почти каждый его занимал, большинство теряло опять; удержать город не удавалось, кажется, никому.
Кому принадлежит его город, в чьем подданстве он находится сам — достоверно житель Альтбрайзаха не знал никогда. Сегодня он проснется французом, и не успеет выучить нужных фраз по-французски, чтобы общаться со сборщиком податей, — как вдруг станет австрийцем. Пока он будет наводить справки, как стать хорошим австрийцем, — узнает, что он уже не австриец, а немец (причем каким именно из всей дюжины немцев — этот вопрос, должно быть, ставил его в тупик каждый раз). Сегодня выясняется, что он католик, завтра — истовый протестант. Единственное, что сообщало его существованию некоторую уверенность в завтрашнем дне, — однообразная необходимость тяжелых выплат за привилегию быть на данный момент чьим-либо подданным. (Стоит над этим задуматься, как начинаешь удивляться, зачем в средние века человек, не являясь ни королем, ни сборщиком податей, брал на себя труд жить вообще.)
По разнообразию и красоте Вогезы не идут ни в какое сравнение с горами Шварцвальда. С точки зрения туриста, преимущество этого края — его великолепная бедность. Вогезский крестьянин не отличается тем прозаическим духом покойного процветания, каким испорчен его визави из-за Рейна. Деревни и фермы обаятельны скорее своим разорением. Также превосходны Вогезы своими руинами. Многочисленные замки прилепились в таких местах, где станут строиться только орлы. По крепостям, которые начинали возводить римляне, а заканчивали трубадуры и которые занимают лабиринтами стоящих до сих пор стен огромную площадь, можно бродить часами.
Торговля овощами и фруктами в Вогезах — занятие неизвестное. Большинство овощей и фруктов растет в диком виде, их нужно только собрать. Когда гуляешь по Вогезским горам, никаких планов лучше не строить — искушение сделать привал и насытиться в жаркий день дарами природы слишком, как правило, велико. Малина, вкуснее которой я никогда не пробовал, лесная земляника, крыжовник, смородина растут здесь прямо по склонам, как у нас ежевика вдоль троп на задворках. Вогезский мальчишка не должен шнырять по садам: получить расстройство пищеварения он может без нарушения заповедей господних. Фруктовых садов в Вогезах не счесть, но лезть воровать туда фрукты так же глупо, как рыбе платить за право попасть в аквариум. Хотя недоразумения случаются все равно.