Трофики
Шрифт:
Ох как она ошибалась! Ульяна откинулась к стене, схватила пистолет обеими руками, чтобы не дрожал, прищурила глаз. Не дождутся, она не забудет снять оружие с предохранителя. А еще она прекрасно помнит, что в обойме пять зарядов… Фрик немного удивился, но не расстроился. Возможно, он не знал, что такое пистолет. Возможно, ему было по барабану. На всякий случай он прибавил скорость. Выстрел в замкнутом пространстве прогремел как настоящий, заложило уши. Пуля попала в расквашенный нос, разбила хрящи, изуродовала остатки мягких тканей. Эти твари чувствовали боль! Чудовище взвыло, схватилось за лицо и рухнуло на колени. Дикая боль погрузила его в прострацию. Двое других возмущенно загомонили, бросились вперед, оттолкнув с дороги своего братишку. Выстрелы продолжали греметь. Уродец,
Алла смертельно побледнела. Она не двигалась, пока творилась вакханалия, – словно шурупами прикрутили к полу. Доходило долго – что за бред? А когда дошло, на нее уже смотрело подрагивающее дуло пистолета.
– Ну надо же, какие мы серьезные… Ты что удумала, дорогуша? – пробормотала Алла, покрываясь серыми пятнами. Она облизнула пересохшие губы, попятилась к выходу. Прогремел выстрел. Пуля ударила в грудь – особо целиться не пришлось. Аллу швырнуло на груду металлолома. Она кричала от боли, пыталась подняться, держась за грудь. Кое-как это сделала, заковыляла прочь. Вторая пуля попала в спину недалеко от шеи, снова швырнула ее на пол. Алла изгибалась, колотила по полу ногами.
– Прекрати, идиотка… – хрипела она. – Что ты делаешь?
Ульяна отшвырнула пистолет – он выполнил свою историческую миссию. Пошатываясь, добрела до груды металлолома, на которой сверху валялся вполне привлекательный ломик. Она ударила по затылку уродца, стоящего на коленях. Тот все еще переживал адскую боль в паху. Уродец повалился, она ударила вторично, размозжив череп. Нетвердой походкой подошла к другому – тот сидел на полу, опираясь на руки, тряс головой. Когда он поднял ее, ему в глаза уже летел лом. Треснула черепушка, разбитый нос окончательно превратился в неизлечимое месиво из хрящей и кровавых ошметков. Экземпляр, которому в рот залетела пуля, мог бы подохнуть и собственной смертью, но Ульяна ускорила процесс – всадила лом в разверзшуюся пасть, и тварь издохла у нее на острие, трепыхаясь и издавая умопомрачительные запахи.
«Лучшей подруге» удалось перевернуться на спину. Она подтягивала ноги, но встать уже не могла. У Аллы сморщилось лицо, покрывалось синеватой сыпью. Она забыла про боль, когда узрела над собой занесенный лом и решительные глаза, в которых не было ни тени сомнения.
– Ульяночка, милая, не делай этого… – взмолилась Алла – она уже не говорила, а хрипло каркала, с трудом раздвигая одеревеневшую челюсть. – Как ты можешь, постой, ведь мы с тобой лучшие подруги…
– Прости, второй раз мы не подружимся, – пробормотала Ульяна и ударила в грудную клетку. Меньше всего ей сейчас хотелось прицеливаться. Алла взвыла, когда переломилось ребро и ржавое острие пробило внутренности. Сил вытаскивать и бить вторично уже не оставалось. Лом торчал в подергивающемся женском теле. Алла обливалась кровавой рвотой, закатывались глаза. Ульяна в изнеможении опустилась на пол рядом с подругой…
Состояние было гадкое. В организме что-то перестраивалось, бурлило. Сознание временами меркло, в мозгу рождались непотребные картины. Желание немедленно бежать из подземелья уже не жгло каленым железом. Ульяна доползла до стенающей Рогачевой. Девица дрожала, глаза ее были полузакрыты, на губах засохла кровь, которую в нее насильно вливали. Ульяна резала на ней веревки куском зазубренного железа, а Рогачева с трудом ее узнавала.
– Что ты делаешь? – шептала она. – А если увидят?
– Пусть видят, – бурчала Ульяна. – Мы с тобой уже ничего не стесняемся, верно?… Уходим, Вера, нас ждет машина. Все кончено…
Рогачева блуждала по пещере квелой сомнамбулой, спотыкалась, хваталась за верстаки и стены. Взор ее блуждал, остановился на тазике с кровью. Рогачева опустилась
– Все, пошли… – она едва не захлебнулась, отбросила черпак. – Верка, мы сходим с ума, неужели ты не чувствуешь… это дичь какая-то, пошли отсюда…
– Пошли, Ульяна… – мямлила Рогачева, – а то мне тоже как-то нехорошо… Пучит, и муть какая-то в башке…
Выход из подземелья через «силосную яму» оказался совсем неподалеку. Ползли по норе, потом выбирались, подсаживая и теряя друг дружку. Стояла глухая ночь. Сколько времени они провели в подземелье – сутки, двое? Время превращалось в замысловатую загогулину. Небо барражировали черные тучи, иногда из них что-то проливалось, но осадки были весьма незначительными. Туман этой ночью отсутствовал, но девушки даже не уделили этому факту внимания. Они брели, поддерживая друг друга. Протащились мимо кладбища, мимо озера, покрытого мелкой рябью. В мглистом воздухе вырисовывались скалы. Они приближались. Ульяна чувствовала необъяснимую тоску. Снова проснулась жажда. Рогачева спотыкалась, прерывисто дышала. Когда урочище осталось за спиной, кончился пологий склон, усеянный булыжниками, силы ее оставили. Рогачева опустилась на колени, качалась словно былинка, созерцая пространство мутным взглядом.
– Ну, ты что? – взмолилась Ульяна, – Пойдем скорее…
– Знаешь, подруга… – подняла внезапно голову Рогачева. Она с трудом произносила слова, делая тяжелые паузы, – я все пока понимаю, вроде с головой еще не рассорилась… Но знаешь… – она замолчала, потом кое-как выдавила, – знаешь, я, наверное, не пойду… не могу… Или попозже пойду… Прости, если что, ладно? Ну не могу идти с тобой, не пускает что-то… пить хочу…
Закружилась голова, Ульяна упала в траву. Она тоскливо смотрела, как Рогачева поднимается с колен – так медленно и долго, словно обязана тащиться к стенке, где ее расстреляют. Вера, пошатываясь, уходила прочь – обратно, в деревню. Она ни разу не обернулась, двигалась словно зомбированная. Но потом ее движения стали увереннее, шаги шире. Когда Рогачева пропадала во мгле, она почти не шаталась. Ульяна заплакала. В организме протекала перестройка.
«Ты должна идти, – мысленно приказывала она себе. – Ты обязательно должна идти дальше. Не думай ни о чем, просто встань и иди. Тебя вылечат. Медицина шагнула далеко вперед».
Ее ломало, горела голова, болели суставы. Вселенская тоска превращалась в какое-то вселенское равнодушие. Единственное, что теперь ее терзало, – это жажда. Она встала на корточки, опираясь на холодную землю, поднялась, глубоко вздохнула. И побрела – ссутулившись, волоча по земле подошвы.
Обратно, в деревню…
ЭПИЛОГ
– Ну, блин, мы и попа-али… – протянул молодой ломающийся голос. Его обладатель – рослый русоволосый парнишка в туристическом облачении защитного цвета – вывалился из-за скалы и остановился перед покатым склоном. Сумка, набитая вещами, соскользнула с плеча – он перебросил ее лямку через голову и подтянул спадающие штаны. Подходили остальные – трое молодых людей и три девушки. Компания остановилась на краю холма, принялась придирчиво обозревать окрестности. Под ногами распростерлась пологая природная чаша, окруженная скалами, а на юге и востоке – еще и лесом. За прошедшие месяцы картина не изменилась. В центре впадины лежала заброшенная деревня, на переднем плане серело озеро, над которым разливался желтоватый туман. За озером просматривалось что-то вроде разоренного и заброшенного кладбища. Дорога к деревне была терниста, испещрена рытвинами, завалена камнями. Второй осенний месяц в этом году выдался ветреным, промозглым. Снег еще не выпал, но температура была близка к нулю. На солнце она немного поднималась, но сегодняшний день было трудно назвать солнечным – тучи заполонили небо, висели над урочищем набухшие, словно курдюки, но дождем пока не изливались.