Трогать запрещено
Шрифт:
Заношу палец над номером, собираясь звякнуть Макару и дать добро, но за спиной слышится робкий стук в дверь.
– Лиза, забыла что-то… – оборачиваюсь, поднимая взгляд.
Нет. Не Лиза.
– Юля?
Юля
– Можно войти? – выходит совсем уж тихо, что я даже не могу быть уверена, услышал ли мой вопрос Титов. Смотрю на него во все глаза, сердце грохочет и перекатывается, как гром по небу в начале лета. По телу бродят опьяненные смелостью мурашки. Живот сводит от страха быть выставленной вон.
Но
Свой лимит трусости я исчерпала в тот день, когда продинамила Титова от лица Юлы. Раз уже сегодня я решилась заявиться к нему, значит, надо идти до конца. Каким бы он ни был.
– Разумеется, – кивает Богдан, – проходи, – откладывает телефон на массивный рабочий стол, огибая его. – Что-то случилось, Юля? Что-то с отцом?
Отец. Сразу в мыслях – отец.
– Нет, с ним все хорошо, – прохожу, закрывая за собой дверь.
Подпираю ее собственной пятой точкой и не могу перестать глазеть на хозяина кабинета. Он сегодня не в черном. Серые клетчатые брюки и светло-серый свитер – ему идет. Наверное, я в своих джинсах и толстовке с курткой выгляжу нелепо рядом с таким мужчиной. Но если бы я еще поехала домой переодеваться, то точно растеряла бы весь запал. Поэтому и попросила Веронику сразу высадить меня у офиса Богдана.
– Хорошо, если так, – снова кивает Титов.
– Там, в приемной никого не было, – зачем-то решаю уточнить. – Я не стала ждать, а решила постучать. Ваша Лиза, наверное, куда-то отошла.
– Вероятней всего, да, – улыбается одним уголком губ мужчина и присаживается на край рабочего стола. Словно сохраняя между нами дистанцию в добрых пять метров. Которые мне придется преодолеть самой. Самые длинные пятьсот сантиметров в моей жизни!
– Так что, расскажешь?
– Что?
– Что тебя привело сюда.
Если бы это было так просто.
Вдох-выдох. Щеки горят. С трудом отлепляя себя от двери, решаю начать с безобидного:
– Можно на “ты”?
– Нужно. Не люблю, когда не чужие мне люди “выкают”.
Улыбаюсь. Он вроде как приободрить меня этими словами попытался? Не чужой человек? Ох, боюсь, когда он узнает, что у этого “не чужого человека” в голове – стыдно нам будет обоим. Мне за себя, ему за меня.
И что теперь? Нет, конечно, Юляш, у тебя есть выход. За спиной. Вон из кабинета и навсегда из жизни Титова. Не получилось, не срослось, не решилась – маршируй отсюда и, всю жизнь страдая, вспоминай о собственной трусости. Такой выход тебя устроит, Данилова?
Нет. Совершенно точно нет. Пусть это будут пять минут моего позора, но они будут. Как мама всегда говорила? Лучше попробовать и сожалеть, чем не решиться вовсе и на старости лет изводить себя “если бы, да кабы”.
Я решительно делаю пару шагов в сторону Богдана, он не сводит с меня своих глаз. Пугающий у него взгляд. По нему не понять, о чем он думает и что хочет. От него в данный момент хочется спрятаться. Слишком пристальный, слишком внимательный. Все слишком! Но я, набрав в грудь побольше воздуха, выдаю:
– Кажется, я влюбилась.
Пауза.
Тяжелая
– В… тебя, – договариваю, сжимая ладони в кулаки так, что ногти впиваются до боли в кожу. Дышать Юля, главное – дышать!
Богдан словно пару мгновений переваривает услышанное. Ни словом, ни взглядом, ни мимикой не выдает своего удивления, если он вообще удивлен. Поднимается со стола и делает шаг ко мне. Потом еще. И еще один. Сердце выдает “бум-бум” и замолкает, когда его ладони оказываются на моих плечах, и Титов говорит:
– Ю-ля, – поджимает губы, поигрывая желваками, – не надо. Слышишь?
Нет. Ничегошеньки не слышу. Не хочу слышать! Взглядом на его губах залипаю и делаю очередной архисмелый или архиглупый шаг. Встаю на носочки, обхватываю ладонями его бородатые щеки, тянусь и… целую. Господи-Боже-Мой я сама, первая целую Титова! Касаюсь своими губами его горячих, упрямо сомкнутых губ, мысленно умоляя его ответить. Иначе я не переживу. Умру со стыда!
Чувствую, как его ладони сильнее сжимают мои предплечья. А еще как стремительно земля уходит у меня из-под ног, потому что секунды идут, а Богдан… Он не отвечает на мой поцелуй. Он каменеет и напрягается каждой мышцей. Берет меня за подбородок и предельно осторожно отстраняет от себя. Все еще продолжая поддерживать второй рукой, смотрит глаза в глаза и убивает своим:
– Не глупи, девочка. Не надо.
– Но почему?
Боже, аж самой стало тошно от обилия жалости в собственном голосе. Губы задрожали. К глазам слезы подступили. Вот так: одно мгновение – и вся идеальная картинка в моей голове пошла трещинами. Со стуком и звоном мечта рассыпалась прямо на глазах. Больно.
– Почему? – повторяю.
Богдан качает головой и зажмуривается. Лбом в мой лоб упирается и молчит. Но я ведь нравлюсь ему! Ну, нравлюсь же?! Не могла же я себе все придумать? Так, почему “нет”?!
– Не нужен я тебе, Юля.
– Нужен!
– Нет, – решительно и грубо. – Нет, не нужен. И ты однажды это поймешь. Ни к чему хорошему это не приведет.
Титов отстраняется и отпускает меня. Ерошит пятерней волосы и добивает, загоняя в еще большую краску, говоря:
– Думаешь, я не заметил твой интерес? Юля, мне тридцать девять лет, я слишком много видел в этой жизни, – улыбается так, как будто перед ним стоит глупый несмышленыш. Но ведь это не так!
– В этом проблема? В разнице в возрасте? Но это же глупо!
– Во многом, – вот так лаконично и просто, в стиле Титова. – Я с твоим отцом за одной партой сидел. В тот момент, когда ты только родилась, я уже начал поднимать собственный бизнес. Это пока ты молодая и не понимаешь эту колоссальную разницу, но, поверь, ничего хорошего от этих отношений не получится. Дальше будет только хуже.
– Но я ведь…
– Нет, Юль. Это временно. Ты еще слишком влюбчивая, эмоциональная и впечатлительная девочка. Это пройдет.
– Не пройдет, – качаю головой упрямо, чувствуя, как по щеке покатилась первая унизительная слезинка.