Трогать запрещено
Шрифт:
– За жениха, – кто-то говорит тост.
Беру в руки рокс с виски. Чокаемся. Сквозь музыку даже звон фужеров не слышно. Кидаю взгляд на сцену, поднося к губам бокал. Зависаю взглядом на танцующих. Шарю безразлично по девочкам. “Запинаюсь”.
Не успеваю сделать даже глотка. Застываю.
Это, мать его, что еще такое?
Внутри все сковывает и обжигает кипятком. Сердце начинает тарабанить о ребра. И что-то неприятное царапает нутро. Меня буквально подбрасывает на месте, пока я вглядываюсь
Ноги от ушей, тонкая талия, черный кусок тряпки на теле. И большие глаза, которые впиваются в меня испуганным изумрудным взглядом.
Данилова замерла.
Сука! Да что в голове у этой заразы?!
Не успеваю понять, что творю. Отупеваю моментально. Вообще не о чем не думаю. Отшвыриваю к херам стакан и в пару шагов, заскакиваю на сцену. Лихо для своих сорока! Хватаю девчонку за руку и тащу за собой.
– Эй, Титов, ты куда? – слышу голоса парней за спиной.
Не обращаю внимания. Мужики ржут. Да по хрен.
– Стой… Постой! – упирается Юля. Дергаю на себя, второй рукой в талию вцепившись, выволакиваю силком. Ноги бы на своих блядских каблуках не переломала. Жалко будет. Фокусирую все свое внимание на том, чтобы не прибить эту разукрашенную пигалицу где-нибудь в подсобке.
Выходим из зала. Здесь где-то туалеты.
– Отпустите меня! – пытается вывернуться из моего захвата. Да только мне по хрену. Ее потуги, как слону дробина. Тащу по коридору и за ручку первой попавшейся двери дергаю.
Бинго!
Заталкиваю девчонку и закрываю проход собой. Даже здесь слабый и тусклый свет подчеркивает ее размалеванное лицо. Смотрит на меня, как на гризли. Жмется. Боится. И правильно, пусть! Устроила тут… кулаки непроизвольно сжимаются.
– Ты. Что. Здесь. Делаешь? – максимально спокойно пытаюсь говорить.
– А вам какое дело? – глазами огромными пялится на меня.
– Ты понимаешь, что творишь? Балерина, блять! Отец! Отец тебя увидел бы. Ты о нем подумала?!
– Я… – запинается. – Я не знала, что это ваше мероприятие, – блеет еле живым голосом. – Я сейчас же уйду, – дергается в сторону двери. Да только ни черта у нее не выйдет.
– Ага, разбежалась, – хватаю ее за руку и притягиваю к умывальнику. Разворачиваю к себе спиной. Врубаю воду, стараясь не думать, что ее задница сейчас упирается в мой пах. А тело, сука, простреливает от желания.
– Отпустите меня! – хнычет, да только на меня сейчас это не работает.
Загребаю пригоршню воды и надавив на ее затылок, умываю. Умываю от этой херни на лице!
– Как проститутка размалевалась, – рычу от злости.
Всхлипывает. Брыкается, сопротивляется, отталкивает.
Отступаю резко, понимая, что перегибаю палку. Меня бомбит!
Кулаком по стене со всей
Юлька вздрагивает и охает.
– Я сама… – чуть не ревет и, поняв, что больше давить не буду, умывается. Яростно трет глаза, щеки, губы смывая этот жуткий “боевой” раскрас. Через пару минут промакивает лицо салфеткой.
– Пойдем, – хватаю ее за руку и тащу за собой из уборной.
– Я сама.
– Ты уже все, что могла, сделала. САМА, – рычу.
К выходу из клуба ее тащу.
– Мне нужно переодеться…
– С минуты на минуту твой отец появится здесь. Если еще не приехал. Ты уверена, что тебе нужно переодеться?
Забираю пальто из гардеробной и оглядываюсь. Через главный вход нельзя. Должен же здесь быть другой? Не хватало только на Степана нарваться. Вот картина будет.
Одна из сотрудниц клуба показывает нам, где можно еще выйти. На Юльку накидываю свое пальто. Доходим до машины, снимаю сигналку и открываю перед ней дверь. Стоит, с голыми ногами в босоножках на снегу, мнется. Смотрит на меня, как олененок.
– Юля, не зли меня!
Еле сдерживаю порыв, насильно запихать ее в тачку. Она будто чувствует это. Сама молча ныряет в салон. Захлопываю дверь и обхожу машину, сажусь за руль и, как только завожу, не прогревая, с ревом срываю тачку с места.
Меня хватает на пару минут тишины.
– Юль, какого хера ты там забыла?
– Я подруге помочь хотела, – шмыгает носом.
– Какой, мать его, подруге?! Перед мужиками голой танцевать? Где твои мозги?! – взрываюсь все-таки, бью ладонью по рулю. – А если бы подруга попросила с крыши подтолкнуть тоже бы помогла?!
– Да какое тебе дело?! Какое?! – Юлька повышает голос и смотрит на меня, выпучив свои покрасневшие глаза. – Какое. Тебе. Дело. До. Меня?! – губы дрожат. – Ты все сказал неделю назад. Ты мне никто! – орет так, что у меня дар речи пропадает. – Выпусти, останови машину, – блокирую молниеносно двери. Она как раз дернула за ручку.
– Ты совсем идиотка? – одергиваю ее. – Пила?
Молчит.
– Я спрашиваю, ты пила?
– Да, пила, доволен?! Я идиотка, тупая курица, недоросток, что там у тебя еще в запасе? Давай, говори! – рявкает на меня.
– Была бы моя, клянусь, я бы тебе такой разнос сейчас устроил, что всю влюбленность на хер рукой бы сняло! Дура!
– Вот именно, что дура, – шипит уже значительно тише. – Хочу, танцую в клубе, хочу, вообще на панель пойду – тебе никакого до меня дела нет и быть не должно.
– Об отце подумай, – и сам сбавляю обороты, понижая громкость.
– А я о нем и думаю, – огрызается. – А ты мне не отец, чтобы так со мной разговаривать.
Отвернулась к окну, съежившись.
– Не отец.