Трогать запрещено
Шрифт:
– Она моя дочь, Титов! – поймав равновесие, отвечает Данилов. – А ты – скотина! – снова налетает на меня. Я снова уворчиваюсь, попятившись. Сука, да что ж ты делаешь?!
Из Степыча так и херачит кипящая энергия, завязанная на злости, поэтому приходится ответить. Видит бог, я не хотел его бить! Но по другому его не остановить. И мой кулак, припечатав в челюсть Данилову, сшибает его с ног.
– С*ка!
– Ты сам напросился. Степа, мать твою…
Пока этот крендель заваливается, хватает меня за куртку и утягивает за собой. В итоге падаем оба, по уши утонув
– Ой-ой! – кудахчет женский голос. – Степан, у вас все хорошо?! Полицию вызвать?!
Мы одновременно поворачиваемся на голос. У открытых ворот стоит женщина лет пятидесяти. Видать, бдительная соседка вышла на сопение и пыхтение двух сорокалетних идиотов, решивших, что кулаки – лучшее решение проблемы.
– Кхм, – откашливается Данилов, но меня не отпускает. Лежим, блядь, как два пацана, в снегу. – Не надо полицию, Тамара Петровна. Все хорошо. Друг приехал, вот… здороваемся.
А у самого ссадина на скуле и губа кровит.
– Как дети малые, – качает головой женщина и исчезает из виду.
Данилов первым поднимается на ноги. Подает мне руку. Я смотрю на него, шмыгнув носом. Разбил, что ли? Тиранул тыльной стороной ладони. Кровь. Снова смотрю на Данилова и, ухватившись за его руку, поднимаюсь на ноги.
– Сноровки не теряешь, – говорит Степа. – Удар у тебя не изменился.
– У тебя тоже..
– Тачку загоняй. Быстро тебе свалить не получится.
Киваю.
Уже через пару минут вхожу в дом с пакетом, издающем характерные стеклянные звуки.
– Подготовился, смотрю, – Данилов уже скинул куртку.
– Как видишь, – раздеваюсь, бросая пальто на вешалку в прихожей.
Следую за ним в кухню. Ставлю бутылки с вискарем на стол. Данилов достает бокалы и оборачивается, заявляет:
– Знал бы ты, как хочется съездить по твоей роже, Титов!
– Уже съездил и не раз, – отвечаю тем же тоном. – Учти, теперь будешь получать в ответ.
Степан садится за стол, поставив два бокала и тарелку с сырной нарезкой. Я вскрываю одну бутылку, тут же плеская в роксы. Данилов недолго думая быстро опрокидывает в себя янтарную жидкость. Залпом. Стягивает ломтик сыра и бычится, переведя на меня взгляд из-под бровей.
– Прекрасное начало, – хмыкаю, повторяя маневр Степана. Алкоголь приятно обжигает горло, прокатываясь до самого нутра. Сажусь напротив него, тоже закусывая.
– Вот скажи мне, Титов, с какого хера тебе не живется легко? – потирает переносицу. – Почему ты не сказал мне сразу? Я этого понять не могу.
– Виноват, – отвечаю. И это действительно так. Повелся на поводу у Юльки. А у самого голова на плечах имеется. Нужно было делать по-своему. Тысячи раз уже пожалел, но уже “не отмотать”.
– Виноват он, – усмехается. – Она моя дочь. Моя. Дочь. Титов! Виноват он. Как давно?
Плескаю еще вискаря по фужерам. И не дожидаясь Степана, выпиваю.
– Сдался я под Новый год, – признаюсь,
– Твою мать, – роняет лицо в ладони, яростно трет кожу. – С ума сойти! – вздыхает. – Так та попойка на твой мальчишник… – осеняет его. – Наш разговор? Ты мою дочь имел ввиду?!
– Да, и именно тогда я должен был тебе признаться, Степ. Но тогда я еще пытался себя убедить, что я ей не пара. Я сопротивлялся, понимаешь? Не смог. Как не влюбиться в Юльку? – смотрю на него, ловя мысленно ломающий мне шею взгляд. Да, Данилов пытается взять себя в руки. Но все еще кипит. Это видно и по позе, и по выражению его лица, где желваки ходуном ходят.
– Да что ж ты все “должен был” да “должен был”, а ни хрена и слова не сказал? – рявкает.
– А ты представь свою реакцию! – отвечаю в тон. – Думаешь, она была бы мягче, чем сейчас? Да хрена-с два!
– Да срать, какая была бы реакция! – сжимает кулаки. – Ты тр…
– Заткнись. Эту деталь своей жизни и жизни Юли я с тобой обсуждать не собираюсь, – предостерегаю. – Да, она твоя дочь. Но так сложилось. Она девочка уже большая, все обоюдно и по любви. Моя постель – это моя постель, ясно? Ты сам знаешь, каково это – любить. Знаешь ведь! Так вот пойми меня, Степ: не могу я без Юли. Но и такого, как ты друга, терять я тоже не хочу.
Теперь Данилов хватается за бутылку, разливая по стаканам. Снова выпивает залпом. Молчит, а я и не лезу. Пусть переварит. Тоже выпиваю, откидываясь на спинку барного стула. Алкоголь наконец дает о себе знать. Пить с дороги, на нервах да на голодный желудок – во все времена хреновая затея, что в двадцать, что в сорок. Голова тяжелеет, мысли начинают путаться уже после третьего бокала.
– Ну, – потирает ладони, немного погодя Степан, – что планируешь дальше? В Питер будешь перебираться?
– Да. Разбираюсь сейчас с этим вопросом.
– Ее будущее, ее профессия…
– Я буду ее поддерживать во всем, Степ. Я не собираюсь посадить Юлю дома под замок, заставив мне рожать детей и кашеварить. Это не про нее, и мы оба это знаем. Я так же, как и ты, хочу, чтобы она доучилась и нашла свой путь.
– Рехнуться можно! – вздыхает Данилов, зеркаля мою позу. – Даже в страшном сне не мог предположить, что однажды между мной и тобой, – машет рукой Степан, – будет происходить подобный разговор.
– Девочка выросла, – улыбаюсь.
– Жениться собираешься? Учти, я жду твой положительный ответ. Это моя дочь, и поиграть я тебе с ней не дам, Титов. Отстрелю все “игрушки” к чертям!
– Женюсь. Обязательно. Если она захочет, разумеется. В этом вопросе на Юлю давить я тоже не собираюсь. У нее полная свобода выбора в наших отношениях. Я буду рядом, пока я ей нужен. По-другому я просто не смогу.
Степан поднимается на ноги проходит к холодильнику. Начинает доставать тарелки: мясная и овощная нарезка, рыба, салаты. Ставит на стол, возвращаясь на свое место. Снова разливает виски: