Трогать запрещено
Шрифт:
– Не пессимизди, Данилова!
В вечер выходного дня на дорогах полно заторов. Однако либо Ника так умело объезжает все пробки дворами, либо я настолько утонула в своих переживаниях, что до дома, кажется, мы долетаем в считанные минуты. Хотя часы говорят, что в пути прошел еще один час. Уже шесть часов с момента нашей с папой последний встречи. За это время можно уже не просто убить, а даже избавиться от трупа! Трындец!
Ника бросает своего “Жука” у ворот и выскакивает из машины, торопясь за мной следом. Отворив калитку, в первое
Ускоряю шаг, переходя на бег. Залетаю на крыльцо, пару раз поскользнувшись на ступеньках, едва не упав. Влетаю в дом с громким:
– Пап?! Богдан?!
Ответа нет. Следом за мной вбегает Вероника, чуть не сбивая меня с ног. Благо, я успеваю вовремя отскочить от двери.
Прислушиваюсь. Тишина. Не разуваясь, прохожу в гостиную. Тут работает телевизор и горит елка, но мужчин нет. Мы с Никой переглядываемся, и тут до наших ушей долетает раскатистый мужской хохот.
– Кабинет! – бросаюсь я в нужном направлении. Подруга за мной. Ни одна из нас даже близко не подумала, что будем делать в случае драки двух здоровых мужиков. Каким образом две хрупкие девушки вообще способны остановить высоких и рослых мужчин в порыве мордобоя?
Благо, придумывать и не приходится. Ныряю в открытую дверь папиного кабинета, зависая на пороге, вытаращив глаза. Слова пропадают. Совсем. Нет, они не дерутся. Я ошиблась и даже не знаю: хорошо это или плохо.
Папа с Богданом пьют. Да судя по осоловелым взглядам, встретившим меня, “приговоривают” уже не первую и даже не вторую бутылку виски, стоящего в компании двух бокалов на столе, заваленном бумагами. То есть в сорок лет вот так мужчины решают серьезные вопросы? Интере-е-есно…
Подоспевшая за мной Ника звонко хмыкает.
– Ю-ю-юля, – расплывается в улыбке Дан, распевая мое имя. – Юлька моя пришла-а-а! – поднимается с кресла, нетвердым шагом добредая до меня, притянув к себе за плечи. Сжимает так, что кости затрещали!
– Ох, – срывается с губы сдавленный писк, поднимаю взгляд снизу вверх – Титов, оказывается, умеет напиваться? Забавно. Особенно смотреть, как он довольно улыбается, глядя на меня. Как кот, стащивший с хозяйского стола самую жирную сосиску! Еле на ногах стоит, переложив весь вес своего тела на мои плечи и лыбится. Зараза! Я думала, что его тут убивают, а он? Налакался до поросячьего визга! Вот же ж!
– Юлька? – чуть трезвее звучит голос папы. – О-о, и сообщница тут! Вероника, вечер добрый. Милости просим в переговорную.
– Здрасте, дядь Степа. Вы, я смотрю, сегодня напереговаривались уже так, что язык заплетается, – хохочет Ника.
Хозяин кабинета встает из-за стола, неловко взмахнув рукой. Стопка папок с глухим стуком валится на пол. Папа беспечным пьяным взглядом провожает документы и неуверенным движением ерошит светлую шевелюру.
– Че-е-ерт. Юль, я, кажется,
Папа прячет руки в карманы брюк и смотрит на нас с Титовым, стоящих бок о бок. Нет, беру свои слова обратно. Он не трезвее Богдана. «Хорошенький» настолько, что едва держится на ногах. Хотя, отойди я от Титова, не уверена, что тот не клюнет носом в пол.
– Вы почему не берете трубки? – спрашиваю я, гуляя взглядом с одного “экземпляра” на второй. – Я уже с сотню раз звонила каждому из вас! До смерти перепугалась!
– Какие трубки? – морщится папа, поглядывая на Титова. – Ты понимаешь, о каких она… трубках?
Дан шарит рукой по карманам:
– Трубки нет, – выдает ни капли не смутившись.
Я глухо рычу, стиснув зубы:
– Телефоны ваши где?!
– А-а-а… кто?
– О-о-о… где?
Выдают мужчины синхронно.
– Ясно. Понятно, – закатываю я глаза, крепче перехватывая сто килограмм Титова за талию.
– Дело труба, – ржет во весь голос Вероника. – Юля, их надо укладывать спать. Срочно! Они еле “тикают”.
– Мы сами! – протестует папа, огибая стол, повалив следом за документами ноутбук и пустые бокалы. – Блть! Какой узкий кабинет. Юля. Ремонт. Делать будем.
– Стены расширять? – откровенно угорает Вероника.
– Сносить! – решительно машет рукой па. Уже и я тихонько посмеиваюсь. За все свои двадцать лет первый раз я вижу отца в подобном состоянии. Образец самоконтроля, Степан Данилов никогда не позволял себе напиваться до такой степени. Это ж какая “душевная” у них сегодня вышла с Даном беседа.
– Снесем, папуль. Сейчас проспитесь и снесем. И стены, и окна. Все снесем.
– Зачем все? Все не надо. Все будете вон, – кивок, – в Германии сносить.
– Давайте, дядь Степ, – подскакивает Ника, подхватывая отца под руку, – позвольте, я вам помогу. Плюсик себе в карму заработаю.
Папа бурчит недовольно. Но подруга непрошибаема. Ее не переспорить, проще сдаться. Ника командует, требуя показать дорогу до спальни. Упрямство Степана Аркадьевича под таким напором капитулирует, папа кивает головой в сторону лестницы. Ладно, одного почти пристроили. Поднимаю взгляд на Титова:
– Ты как? Стоять на ногах способен?
– Все за-ши-бись, котенок! – тянется за поцелуем Дан. Я хмурю брови, закрывая его рот ладошкой. Обойдется! От него так виски фонит, что кажется, я с одного его вздоха в мою сторону уже захмелела.
– Да я уж вижу, – тяну за собой, – что у тебя все зашибись. Идем. Уложу тебя в гостиной.
– Не, не надо в гостиную. Степыч будет злится.
– Папе бы до спальни дойти, какая тут злость? Вы сегодня оба оторвались как надо. Или дорвались.
– Злая Юля. Млять! – выругивается, покачнувшись, вовремя схватившись за косяк. – Юль, домой надо, – едва ворочает языком Титов. – Поеду. Такси. Вызови…
– Какое тебе такси?
Титов вздыхает и сдается. Падает на диван, к которому я его подвела, выдавая сокрушенно: