Трон Персии. Книга первая. Наставник
Шрифт:
Он замолчал, давая возможность господину, переварить его мысль. Иштумегу подошёл к окну и посмотрел на начинавший зацветать дворцовый сад.
– Продолжай.
– Эти воины пригодятся в другом месте. – совсем уже по-деловому докладывал Абаку. – В Бактрии и на границе с Лидией. Там неспокойно. А ещё, – он сделал многозначительную паузу, – лучше всего оставить их здесь.
Царь с удивлением посмотрел на него.
– Амдэроеш и вся эта свора наверняка что-то замышляет – две тысячи воинов не будут лишними.
– Эти всегда что-то замышляют. –
– Да, пока ты держишь их возле себя.
Эта мысль принадлежала ему, хотя Царь Царей был убеждён – идея удерживать мидийских князей и правителей завоёванных земель рядом с собой, лишь изредка отпуская, вызывая в Экбатаны кого-то из их соседей, чтобы не сговорились, возникла в его голове.
– Тогда пусть будет три тысячи всадников. – распорядился Иштумегу. – Пусть персы видят, что я могу позволить себе послать навстречу дочери такое войско. И отправь самых лучших.
*
С его последнего визита ничего не изменилось. Как и в тот раз Тарш не мог отказать себе в удовольствии помечтать, мысленно представив взятие Экбатаны.
Вот он сбивает пращой, неосторожно высунувшегося лучника, и тот исчезает с пробитой головой. Нет такого шлема, который спасёт от пущенного с огромной скоростью снаряда. Стрелок мёртв.
Вот он лезет по лестнице, попутно уворачиваясь от летящего сверху камня, который сбивает карабкающегося следом за ним воина, и тот падает вниз, ломая шею. Принимает на щит брошенный дротик и саблей отмахивается от нацеленного в грудь копья. Выскакивает на куртину и оказывается зажатым с трёх сторон врагами.
Удары сыплются отовсюду. Ему необходимо продержаться всего несколько мгновений, и вот уже рядом с ним ещё один щит, ещё одна сабля. Потом…
Это если повезёт. А о том, что может не повезти, воин думать не должен. Но можно поискать и другие способы.
Из трёхсот персов в город въехали сорок. Во дворец вошли только шестеро – наиболее представительные, и Тарш в их числе. Прочие стали лагерем в километре от главных ворот. С ними осталась приехавшая с ними тысяча мидян. Охранять.
Паланкин поставили на землю. Подушка, дорожка. Всё как полагается.
– Отец! – едва откинулся полок, воскликнула Мандана.
Иштумегу вышел навстречу в сопровождении двенадцати важных сановников в нарядах, которые Тарш, неплохо разбирающийся, несмотря на свою нелюбовь к подобным одеяниям в их стоимости, оценил в дюжину всадников, экипированных и снабжённых всем необходимым для похода. Самым печальным в этом было то, что теперь придётся рядиться подобно этим щёголям, чтобы лишний раз не вызывать их неприязнь.
– Отец! – повторила она, довольно проворно для непраздной, выбравшись из носилок и не дожидаясь помощи служанок, бросилась в объятия родителя.
Сколько уж было в этом искренности, а сколько лицемерия Тарш не знал, но судя по сентиментальному лицу Иштумегу заподозрил Мандану в способности вить из него верёвки.
– Дочь моя. – грозный властелин с величайшей осторожностью взяв её
– Устала, отец, очень устала, но безмерно счастлива видеть тебя. – она вновь уткнулась в его грудь, зарывшись в складках его дорогих одежд.
– Спокоен ли был путь твой сюда, радость глаз моих. – с заботой в голосе вызнавал любящий отец.
– В окружении твоих непобедимых воинов я всегда буду в безопасности.
– Идём же скорей в дом, в котором ты родилась и выросла. Твоя сестра тебя ждёт. Заодно познакомишься с племянником. В твоё отсутствие она вышла замуж и родила, Хвала Огню, Дающему Свет, мальчика. Ты, – он прикоснулся пальцами к её большому животу, – я слышал, тоже обещаешь подарить мне внука?
– Повитуха говорит – будет мальчик. – стыдливо пряча глаза, сказала Мандана. – Надеюсь, это правда.
Иштумегу как-то уж совсем печально взглянул на дочь, но она, радуясь своему возвращению, не обратила на это внимания. Зато отметил Тарш. Правда, он счёл это проявлением излишней чувствительности, мало вязавшимся с обликом грозного владыки.
Царь Царей сдал за последние три года после последней их встречи. Бремя власти – оно тяжело. А уж если ты властелин таких пространств, что раскинулись от границ с Лидией до Согдианы и Инда подавно. Чем дальше от Экбатаны, тем своевольней ведут себя князья, то и дело норовя возомнить себя независимыми правителями. Да и здесь, в сердце империи найдётся немало, кто хотел бы воткнуть акинак в спину. Тут и своим близким доверять не приходится – всяк норовит вцепиться в горло, чтобы потом занять твоё место, после чего также бояться и подозревать всех и вся. Наверняка и его новый зять Спитам не был исключением. Хотя за этим «потомком пророка» скорей всего стояли другие, и их пока устраивало положение вещей. Пока устраивало.
Отец с дочерью уже пошли было в покои, как Иштумегу неожиданно обернулся, будто что-то припоминая. Внимательно осмотрел представителей Камбиза.
– Я гляжу, кое-кто из персов до сих пор уподобляется пастухам? – и уставился на Тарша.
Мандана проследила за взглядом отца и поняла, о ком он говорит.
– Ты будешь смеяться, но он и есть сын пастуха.
– Что тогда он делает в свите моей дочери? – сурово спросил Иштумегу. – Или у твоего супруга не нашлось более достойного мужа сопровождать тебя?
– Отец. – примирительно ответила Мандана. – Ты не слышал, как он поёт. За одно это ему можно простить его низкое происхождение. К тому же он в прошлый раз сопровождал меня. И ты неправ – он многому научился. А что до одежд, – она взглядом смерила перса с головы до ног, – думаю, он просто не успел переодеться.
– Да? То-то мне показалось знакомым его… лицо.
– Прости его. – ладошка дочери легла на грудь отца. – Мне кажется, что он не безнадёжен. Это самый доверенный человек моего мужа. – еле слышно добавила она.