Тропа длиною в жизнь
Шрифт:
– Пора, иначе будет поздно! – еле шепчут ее губы. Аймик понимает: он сейчас обернется, сделает шаг, и… ВСЕ.
– Инельга…
– Любимый! Ты еще увидишь свою Инельгу! Потом. А теперь – пора.
(«Увидишь»? Может, и так, а может, и нет. И того, что было, уже не будет. Никогда.)
Он старается вобрать в себя каждую черточку ее облика, ладонями сохранить прикосновение ее рук… Так хочется обнять, прижаться всем телом, снова стать в последний миг одним существом… Но он лишь тихо касается щекой ее щеки и шепчет
И поворачивается. И делает шаг. И закрывается Межмирье.
2
Аймик снова в той же самой пещере, откуда увела его Инельга. Здесь почти ничего не изменилось; и очаги вроде бы на тех же самых местах. И постели. И утварь. От входа льется солнечный свет и вроде бы теплом веет… Неужели он пробыл у Инельги до самой весны?
Огляделся. Людей очень мало: на женской половине – две-три старухи возятся с младенцами, на мужской – старики сидят спиной к Аймику и кремень колют.
Какое-то время никто не обращал внимания на внезапно появившегося мужчину. В пещере и днем полумрак, а старческие глаза подслеповаты.
Аймик уже хотел пройти на мужскую половину, поздороваться со стариками…
(«Те двое точно Грог и Орру; а остальных отсюда и не узнать».)
…поговорить, расспросить…
Но тут чья-то тень заслонила вход. Аймик видел только темный силуэт, словно застывший у порога. Женщина. Грузная. И понятно: увидела его сразу — и опешила.
Наконец она шагнула вперед, и неожиданно знакомый голос неуверенно произнес:
– Северянин?
Не чувствуя ног, Аймик двинулся ей навстречу… (Не может быть. Нет, это же невозможно.) …но и разглядев ее всю, с ног до головы, не сразу признал в этой тяжелой фигуре, в этом расплывшемся вширь лице с сетью морщин под глазами…
АЙРИТУ.
А она уже всхлипывает на его плече и бормочет:
– Я знала… знала… что еще… тебя… увижу.
И он гладит поредевшие волосы, не зная, как успокоить эту в одночасье постаревшую женщину.
В пещеру заходят женщины и подростки. Аймика и Айриту обступают со всех сторон. Вокруг слышатся взволнованные голоса: Северный Посланец вернулся от Инельги! Но Аймику ни до кого нет дела. Он все еще не может поверить… и не в силах задать неизбежный вопрос.
Оторвавшись на миг от спасенного ею Северянина, Айрита кричит куда-то вбок:
– Энгор! Энгор!
Толпа женщин расступается, и к ним неуверенной походкой подходит… уже не мальчик. Подросток, которому и до Посвящения недолго ждать осталось.
– Вот, сынок! Вот он, Северянин, о котором ты столько расспрашивал! Все эти годы он со своей женой жил, с Инельгой. Еще бы – столько ждать, столько ждать… А теперь – видишь? – и нас навестил.
Она смеется и снова плачет. И Аймик решается спросить:
– Сколько же… лет… меня не было с вами? Айрита дважды поднимает руку со всеми пятью растопыренными пальцами, а затем еще раз – с двумя.
Так
Часть 4
ОБРАТНАЯ ТРОПА
Глава 20 СЛУГИ ДАДА
1
Вестник спешил к Стене Мира. Он шел один по землям, населенным лошадниками, или шестиногими, исконными врагами его друзей.
(Друзей? Побратимов!)
Почти безоружный – лук Древних, который можно пустить в дело лишь единожды, короткое копье, да кинжал, – он не боялся. На Большом Совете вождей и старейшин, созванном после внезапного возвращения Северного Посланца, Древняя Клятва вновь была торжественно подтверждена:
«Никакая вражда, никакая война не могут коснуться Северного Посланца, мужа Инельги, посланного назад с вестью от Могучих Духов. Нарушивший эту клятву да будет проклят. Он – враг всем и каждому, живущему здесь, на Краю Мира!»
Но даже не это делало Вестника спокойным. Другое. То, что узнал он там, в Межмирье.
(«Мы дадим тебе в провожатые лучших наших лучников, – предлагал Зетт, ставший военным вождем детей Мамонта после гибели Данбора. – Самых отважных, самых искусных. Они защитят тебя в пути, они помогут тебе спасти сына».
«Не нужно, – ответил он. – Если будет на то воля Неведомых, я пройду невредимым сквозь земли шестиногих и сделаю все, что должно. Если нет, не помогут и все ваши стрелы».)
И он ушел один, не заметив обиды тех, кого считал своими побратимами.
Дад был в ярости. И в тревоге, – хотя в этом он и сам себе не пожелал бы признаться. Ведь это означало бы…
Да! Да! Не в том беда, что этот… Посланец сумел улизнуть от тех, кто его держал по воле Дада.
(Дад был к этому готов. Конечно, было бы лучше, если бы в Великую Ночь они оба оказались на Жертвенном камне – мать и отец. Но, в конце концов, хватит и этой дуры.)
И даже не в том, что он добрался-таки до Бессмертной. (Его счастье.)
Все дело в том, что теперь он, Дад, самый могучий из обитателей Среднего Мира… …перестал понимать происходящее.
Дад был уверен: его дело беспроигрышное. Конечно, он сам, может быть, виноват; следовало сделать все, чтобы удержать при себе этого… гадюку ему в печень. Чтобы и не заподозрил ничего – любящий тесть, любимый зять, чего лучше? – до срока!.. А он, Дад, мудрый, могучий, сорвался на пустяке. Велико дело – папаша сыночку дурацкие побасенки рассказывает, которых там, на севере, наслушался от таких же безмозглых дохляков, как он сам… Ну и пусть бы его. Все равно в назначенный срок…