Тропа длиною в жизнь

Микулов Олег

Аймик опешил. Он же и не помышлял скрытничать. Он же хотел как лучше. Кому, как не сыну его, предназначенному для чего-то, угодного Могучим Духам, с детства рассказывать об Изначальном? Что-то не так? Может быть; он же, Аймик, не колдун, не духовидец. Ну объясни, ну скажи! Но такая внезапная вспышка ярости… открытой ненависти… Почему, за что?!

…Конечно, Аймик оскорбился: он же не мальчишка, в конце концов. И он пришел сюда, чтобы исполнить волю Духов.Даесли бы не их воля, если бы он жил нормальной жизнью, как все охотники живут, – в своем

Роду, со своей семьей, – давно бы уважаемым человеком был. Кто знает, быть может, и вождем. И дети были бы; старшие сыновья уже, глядишь, и сами бы мужчинами стать готовились. А тут – на тебе.

И все же он постарался подавить обиду. На следующий день попытался поговорить с тестем, узнать, почему такое? Да только напрасно. Острый прищуренный взгляд да: «Запомни, что слышал!» – вот и весь ответ. Дад так ничего и не объяснил – ни тогда, ни после. Только с того вечера все пошло хуже и хуже… пока не пришло к теперешнему состоянию.

Доверительным разговорам пришел конец, совместным охотам – тоже. Всякие же попытки Аймика поохотиться в одиночку оканчивались ничем. Пытался ставить силки – впустую. Рыбу подколоть – впустую. Да и водилась ли рыба в мелкой, но стремительной речонке – кто знает? Аймику, во всяком случае, она не попалась ни разу. Волей-неволей приходилось жить, по сути, без дела, у жены на подхвате: очаг там разжечь, хворост принести, шкуры разложить на просушку или-еще что… Разве это мужская работа? Сам себе сделался противен. Тесть же с зятем и разговаривать почти перестал, и показывал всячески, что зять его – никчемный дармоед. Под ногами только путается.

Если бы не сын, совсем бы худо пришлось. Конечно, Аймик и не подумал покориться приказу тестя, – еще чего. Он не мальчишка, и Дангор – его сын. Даже больше стал ему рассказывать; старательно припоминал по ночам все, что слышал когда-то. Предупредил только: «Хочешь слушать о Начале Мира и о предках, деду ни слова!» И сын в ответ закивал; малыш-малыш – а сразу все понял.

Но Дад все чаще и чаще уводил Дангора с собой. Неведомо куда. Невесть зачем.

…Аймик вздрогнул от гортанного крика. Проводил взглядом большую черную птицу, скользнувшую вниз, к реке, и словно растворившуюся среди деревьев. Огляделся и понял, что он один. Даже не заметил, как все разошлись…

…Нет, с этим нужно покончить во что бы то ни стало. Неужели ради такого проделал он весь свой путь? Все потери – во имя того, кем он стал сейчас? И что будет потом? Как он такой сможет сына подготовить к посвящению Властителям? Если же он и впрямь здесь лишний, если не нужен больше Могучим Духам, так пусть назад его отпустят; он к друзьям своим уйдет, к степнякам…

…И тут же заныло сердце: а Дангор? …Нет, будь что будет, – он попробует все исправить. Тесть не хочет с ним говорить – он поговорит с женой. И то сказать: глупо, что и сам с ней перестал общаться. Обиделся, видишь ли, ждал, что сама начнет разговор. Начнет она, как же. О другом подумать надо было, другое припомнить: ведь Мада ни разу не выдала отцу, что ее муж продолжает рассказывать сыну об Изначальном. Аймик в этом был твердо уверен.

Аймик встал, обдумывая, куда могла пойти Мада. Скорее всего вниз, к реке, она всегда уходит туда сразу после обеда… Точно. Вон она, на большом камне. Кажется, что-то полощет в воде…

Аймик принялся торопливо спускаться вниз по склону.

Мада уже надела еще влажную рубаху, уже наполнила водой оба бурдюка и готовилась в обратный путь, как вдруг

увидела спешащего к ней мужа. Кольнуло: Дангор? Нет, не похоже; он слишком любит сына… Все было бы не так…

Он остановился в двух шагах, словно не решаясь что-то сказать… или сделать.

– Помочь пришел?

– Нет. Поговорить.

Мада вздохнула. Поговорить так поговорить.

– Сядем.

Она опустилась на камень рядом с Аймиком. (А он постарел. За последнюю луну сильно осунулся.) — Мада… (Ну что он тянет?)

– Мада, я больше так не могу. Ты и отец – вы мне жизнь спасли, разве такое забудешь? Ты мать моего сына, моего первого ребенка, – понимаешь? А Дангор. Он… – голос Аймика дрогнул, – он так мне дорог… Так почему же все так плохо?! В чем я виноват? Я не знаю, и отец твой сказать не хочет. Я же все для вас сделать готов, да не знаю, что нужно сделать, чтобы все было хорошо. Подумал: может, ты знаешь? Так скажи.

И, глядя в его вопрошающие глаза, Мада ответила:

– Знаю. Убей Дада.

3

Она сказала это так спокойно, так обыденно, словно «Принеси воды!» или «Набери хворосту». Аймик даже не сразу понял… И от его недоумевающего взгляда жена вдруг пришла в неистовство, вскочила на ноги и, сжав кулаки, закричала:

– Да! Убей Дада – и все будет хорошо! – И, отвернувшись, печально добавила: – Да только ты не сможешь. Это тебе не под силу. И никому.

…Аймик понимал: нужно что-то сказать, но слов не было, – настолько неожиданными были прозвучавшие слова. Наконец он произнес – негромко и спокойно:

– Я не понимаю. Объясни.

– Объяснить? Ну что ж, должно быть, настала пора. Так слушай…

Мада вновь опустилась на камень и, сложив на коленях руки, заговорила. Шумел горный поток, а голос ее был тих и бесцветен, но все равно Аймик отчетливо слышал каждое слово.

– Ты ничего не знаешь. Дад лгал тебе с самого начала, а я… помогала ему. Не хотела, а что было делать? Ты бы погиб, а мне… хуже смерти…

Мада закусила губу и потупила глаза. Аймик переспросил:

– Лгал?

– Во всем. Почти… «Ты – Избранный, тебя здесь ждали», как же. И Дангор – Избранный, он каким-то там Духам предназначен… А ты знаешь… ты знаешь, что я с раннего детства, сколько себя помню, столько раз о себе то же самое слышала? Это меня должны были посвятить Тем… кого Дад называет Властителями. Должны были, да не вышло. Спасибо маме, она меня спасла.

– Спасла? От чего спасла?

– Не знаю. Разве я колдунья? Не понимаю и понимать ничего не хочу в колдовских делах. Одно только знаю: от страшного спасла… Если жизни своей не пожалела. (Сжалось сердце! «От страшного»? А Дангор как же?!) – Понимаешь… тот, кого посвящают Тем, должен принадлежать Им. Только Им, и никому больше. У него не должно быть Родового Имени. А мама… Это было за год до того, как ты здесь появился. Или за два? Не важно… Помню: Дад пришел к ночи, важный такой, возбужденный, глаза горят. «Готовьтесь! — говорит. – Через три дня. И смотри: чтобы есть ничего не смели (это он матери). Ятоже готовиться буду. Вернусь за вами на четвертую ночь».