Тропа Кайманова
Шрифт:
— Ай, Дурсун, не то ты говоришь! — с досадой воскликнул Ичан. — Почему ты еще тогда Ашира ко мне не привела?
— Ай, Ичан, как ты можешь так говорить! Ты не то что двигаться, дышать не мог. Если бы не прятала, последний слуга Фаратхана тебя выдал бы или убил. Что мог Ашир сделать?! Я бы за тебя дралась, возле тебя и умерла бы, но что может женщина против бандитов!.. Сила идет через дверь, а закону хватает и дымового отверстия...
— Надо было хотя бы твоему отцу или родственникам сказать, — с сожалением повторил Ичан. — Узнают они,
— Вай, сгореть бы моей жизни! Не соли мне ожог, Ичан-джан! До сих пор ты не говорил мне ни одного слова тяжелее лепестка розы, зачем же сейчас прямо в сердце бьешь?
— Дурсун, — заметив, что Ашир чем-то встревожен, торопливо заговорил Ичан. — Бери сейчас ишака, уезжайте поскорее с Ойялы отсюда!
— Ичан, я не могу!..
— Сейчас же уходи, ради моей к тебе любви!
— Ичан, мне страшно, вместе пойдем! Я не могу оставить тебя!
— Если ты не пойдешь, погубишь и меня, и себя. И никто не скажет властям про Клычхана.
Не понимая, почему Ичан так настойчиво ее гонит, Дурсун, всхлипывая и роняя слезы, принялась было укладывать все в хурджины, но Ашир стал вдруг подавать знаки, чтобы они ничем не выдавали себя и сидели совершенно тихо.
В следующую минуту перед мазанкой, где они прятались, появились вдруг с гиканьем и криком всадники в широких шароварах и чалмах, вихрем слетели с коней, подхватили лежавшего на циновке Ичана, взвалили его поперек седла на спину одной из лошадей.
«Все! Пропал! Ашира выследили! Теперь смерть! Дур-су-у-у-у-ун!» Он хотел крикнуть, чтобы она убежала, спряталась, но кричать уже не мог.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
АБЗАЛ
В аул Душак Яков выехал затемно. Сентябрь был не за горами, но, пожалуй, лишь по календарю можно было судить о приближении осени. Лето вовсе не думало сдаваться: и на равнине, и в горах стояла такая невыносимая жара, что каждый, кому предстояла дальняя дорога, норовил выехать еще с ночи, чтобы хоть немного подышать прохладным чистым воздухом.
Не только эта причина побудила Якова выехать так рано. Беспокоила его появившаяся на участке комендатуры давно известная, но до сих пор не очень ясная ему фигура. Особенно сейчас, когда в Карахаре произошли такие события, а на Даугане побывал Флегонт.
Один из бывших бандитов Шарапхана, Абзал Курмаев, отбыв немалый срок за вооруженное нарушение границы, попросил предоставить ему политическое убежище и разрешить поселиться в погранзоне.
Казалось бы, кто разрешит? Бывший бандит и — погранзона... Со времени первого знакомства с Абзалом прошло более десятка лет, но в памяти Якова навсегда остался тот день, когда в стычке с контрабандистами были убиты бригадир дорожных строителей Бочаров и молодой солдат-пограничник Шевченко.
В этой стычке участвовал и Абзал Курмаев. Мало того, именно он, отстреливаясь, убил Шевченко.
В тот день Яков только-только принял под свое
...Гулко ударил в горах винтовочный залп. Карачун и Яков прискакали к ущелью, где разгорался бой, вихрем слетели с седел, вбежали на седловину, увидели, как следопыт Аликпер и двое пограничников, прячась за выступами камней, перебегая, приближаются к небольшой пещерке на склоне. Из пещерки высовывался ствол штуцера, вырывалось пламя выстрелов.
Низко пригнувшись, Шевченко побежал в сторону засевшего в камнях бандита. Раздался окрик: «Шевченко!.. Куда?! Назад!..» Но поздно. Шевченко поднялся вдруг во весь рост, неестественно выгнулся и рухнул навзничь.
Яков увидел Аликпера. Подобравшись сбоку метров на пятьдесят к засевшему в камнях бандиту, Аликпер тщательно прицелился и выстрелил. В тот же миг торчавший из-за камней ствол штуцера словно сломался: пуля Аликпера пробила его. Бандита, это и был Абзал, тут же схватили пограничники.
Потрясенный всем случившимся, Яков неотрывно смотрел в мертвенно-бледное лицо Шевченко, боялся взглянуть на жуткую пустоту угадываемую под фуражкой залитого кровью Бочарова.
Чья-то тень упала на убитых. Яков поднял глаза и увидел Аликпера. Горбоносое лицо его было мокрым от слез.
Командиры стали разбирать операцию. Слушая их, Яков не сразу заметил, какую расправу учинил Аликпер. Обвязав ноги бандита веревкой, он уже подтягивал Абзала головой вниз на сук одиноко стоявшей арчи. Из сложенного под арчой хвороста поднимался дымок.
Начальник заставы крикнул:
— Аликпер, что ты делаешь?! Сейчас же прекратить!
Но Аликпер словно взбесился: прыгнув вперед с винтовкой, он щелкнул затвором, заслонил собой костер.
— Не подходи! Подойдешь — убью! Пускай горит!..
— Аликпер! — крикнул Карачун. — Мы не палачи. Бандит еще должен сказать, кто его послал... Был бы жив Шевченко, он бы тебе этого не простил...
Только эти слова остановили Аликпера.
Пограничники развязали пленного, и Яков увидел злобное, налитое кровью лицо того самого Абзала, к которому ехал сейчас.
Курмаев отбыл долгих десять лет заключения да еще несколько лет поселения в местах «не столь отдаленных». В лагере ему дали хорошую аттестацию. Теперь вот разрешили вернуться на родину, доверили пасти колхозную отару. Почему?..
Расчет командования был понятен Якову, хотя внутренне он сопротивлялся такому решению. Абзал Курмаев хорошо знал многих закордонных заправил, таких, как Фаратхан или Клычхан, знал их многочисленную агентуру, помнил носчиков терьяка. Живя на границе, Абзал мог быть очень полезен в опознании любого пришельца с той стороны, в установлении его родственных связей. На Абзала, пронюхав, что он живет в погранзоне, обязательно будут выходить старые дружки, требуя содействия и «крыши».
Весь вопрос, как поведет себя Абзал. Ответить на него должен будет он, Яков Кайманов.