Тропа Кайманова
Шрифт:
Понял это и Аббас-Кули. Взглянув на Флегонта, он, едва скрывая охватившую его озабоченность, вышел из подземелья.
Враги шли на переговоры — это уже немалый выигрыш!
В подземелье остались Флегонт с Яковом да у входа двое безмолвных часовых с немецкими автоматами наперевес.
— Надеюсь, тема переговоров понятна, господин обер-лейтенант? — спросил Яков.
— Что ты предлагаешь?
— В вашем положении самое разумное сдаться в плен.
— Кому?
— Пока мне... И чем скорее, тем для вас лучше.
Флегонт не удивился предложению Кайманова.
— А гарантии?
— Никаких. Но добровольная сдача в плен даже с такими «заслугами», как у вас, оставляет надежду на жизнь.
— Тогда зачем мне, командиру отряда в сто сорок сабель с достаточным количеством пулеметов и боеприпасов, сдаваться в плен?
— А что вам остается делать? Проиграна не эта ваша операция. Вы еще поскачете и постреляете. Проиграно главное: ваша ставка на падение Сталинграда! А это, считайте, почти все.
— «Почти» все же остается, Яша, — спокойно сказал Флегонт.
— Ненадолго. Сталинград выстоял. И война теперь покатится обратно. Может, победа придет не завтра и не послезавтра, но она обязательно придет. А вам решать сегодня, где вы окажетесь, когда рухнет ваш проклятый рейх.
— Подумаю, подумаю, Яша. Спасибо, что предупредил, по-доброму, по-родственному, — с иронией отозвался Флегонт. — Я тебя принял, как родного. Ты мне правильные слова говоришь, предупреждаешь. Не первый раз выручаешь. Я знаю, следы мои в ауле Карахар и на кладбище Даугана мимо твоих глаз не прошли... Ты меня пощадил, не стал догонять, пришла и моя очередь тебя выручить...
— Ну это совсем не так было, — возмутился Яков. — Там давность следа была больше полсуток при таком движении на дороге...
— Понимаю, понимаю... — Флегонт усмехнулся. — А кто поверит? Все скажут: «Знаменитый следопыт Кара-Куш все следы узнает, кроме следов своего бывшего отчима».
Яков решил не отвечать.
«Ну это вам так не удастся, господа хорошие», — подумал он.
О следах Флегонта он докладывал полковнику Артамонову, записал свои предположения в журнале службы Дауганской заставы. Мордовцев границу не нарушал, появился из тыла, в тыл и ушел. Кайманов мог просто ошибиться, зная о том, что Мордовцев репрессирован... До сих пор в следах не ошибался...
Все это мгновенно промелькнуло в мозгу Якова. Он понимал, что логика в словах Флегонта все-таки есть.
— Вот когда поглядишь попристальнее, Яша, — продолжал Флегонт, — что кругом тебя делается в мире, душа заходится!.. Несчастные люди! Такую беду, такие мучения свалили на свои головы! Каждый гребет к себе, а что получает? Три аршина земли и два в глубину... Возьми меня... Только и узнал человеческое счастье, когда несколько лет с Глафирой Семеновной пожил.
Яков впился ногтями в ладони: такое кощунство в лирическом тоне и святой бы не выдержал.
Флегонт понял, что хватил лишнего, но говорил он, видимо, искренне. Лицо его впервые за все время, что знал его Яков, показалось вдруг старым и усталым, как будто Мордовцеву сразу прибавилось с десяток лет. Доконало-таки его известие об окружении фашистских армий под Сталинградом!
—
— А убийство Айгуль и Эки-Киз в Карахаре тоже добро? — спросил Яков.
— Ты военный человек, знаешь, что такое приказ, — жестко сказал Флегонт. — К слову сказать, не я убивал.
— Но по вашему приказу. А кто, если не секрет?
— Этот разговор не нас касается и не ко времени, — ушел в сторону Флегонт. — Скажешь, ты не убивал?
— Кого и во имя чего? Женщин и детей — никогда. Уж верно говорят, Флегонт Лукич: «Змея не ведает своих изгибов, а шею верблюда называет кривой».
— Насчет змеи не знаю... А только сейчас всех убивают, невинных тоже. Сколько народу гибнет! Ради чего? Каждый хочет себе побольше захватить!
— А то, что мы на нашей земле с немцами бьемся, тоже «побольше захватить»? — спросил Яков.
— Эк тебя в политику волокет, — недовольно заметил Флегонт. — Политика, она, брат, там, наверху. От нас далеко. Есть кому об ей подумать... А наши дела тут...
Он похлопал себя квадратной ладонью по загорелой шее.
— Ладно... Я сам позаботился насчет гарантий, — продолжал Мордовцев, — написал твоему начальнику. Вот, слушай... «Господин полковник! Сим письмом удостоверяем, что Яков Кайманов был у нас, и ни один волос не упал с его головы. Накормили мы его, напоили и отпустили с богом к своим. Надеемся, что так же поступите и с нами, коли мы попадем к вам...» Дальше подписи... А здесь вот ты подпиши, что все подтверждаешь. Как только подпишешь, так и валяйте себе с Баратом на все четыре стороны. А письмо он отвезет, хоть и следовало бы его повесить за Закира. — Флегонт кивнул на молча сидевшего у глинобитной стены Абзала. — Двух провожатых ему дам, — добавил он. — Ты, к примеру, провожатых не послушаешь, заведешься с ними драться, а он послушает, потому как жить хочет и вину за собой знает...
Яков смотрел в крепкое лицо Флегонта, стараясь понять, всерьез они с Аббасом-Кули думают, как это было сказано за трапезой, очернить и уничтожить его этим письмом?
«Пусть как хотят, так и думают, — решил он. — Главное, вырваться отсюда, а там командование разберется...»
И Яков размашисто поставил свою подпись.
— Ну вот и ладненько, — сказал удовлетворенно Флегонт. И обернулся к Абзалу: — А ты поторопись. Пора ехать. Кони и проводники ждут тебя.
Абзал, не веря, что его отпускают, молча смотрел на Якова, что, мол, скажет старший лейтенант.
— Поезжай, — разрешил Кайманов, — к утру будешь в Карагаче. Не знаю, удастся ли нам вырваться...
— А чего ж не удастся? Бумажку ты подписал и поедешь, — обнадежил Флегонт. — Нам от тебя больше ничего не надо.
Абзала увели. Ушел из подземелья и Мордовцев. Медленно потянулись минуты и часы.
Яков уже ругал себя, что поддался на провокацию Мордовцева, решив, что тот в чем-то его надул, но через некоторое время Флегонт появился вместе с Аббасом-Кули.
— Пора, — сказал Флегонт. — Поднимемся теперь наверх.