Тропа войны

Мэрфи Уоррен

— Глава вашей организации тогда, в ангаре, сказал, что ты самый искусный убийца в мире, — сказал Ван Рикер, чтобы как-то заполнить паузу.

— Смит — не глава нашей организации. Глава моей организации — я сам. То, что он говорит — глупость.

— Почему?

— Если он не самый искусный убийца-ассасин или хотя бы просто искусный, какое право он имеет так говорить? Что я могу знать о «Кассандре» если не обладаю всей мудростью вашего Дома науки? Что я могу знать о ней?

— Понимаю, — сказал Ван Рикер. — Тебе известен лишь эффект, производимый

«Кассандрой». Мы же имеем дело с людьми, которые обладают лишь тайным знанием. Если они не обладали бы им, наше оружие было бы неэффективно.

Чиун положил руку на грудь Ван Рикеру. Его дыхание наладилось, но он пока не хотел двигаться дальше, по крайней мере к той цели, к которой его вел Чиун.

— "Кассандра", — плохое оружие, — сказал Чиун, — самое плохое из всех видов оружия. А самое грозное — человеческий разум. Если бы я был советником императора, ты бы никогда не сделал такого плохого оружия.

— В нашей стране нет императоров. У нас президент.

— Император — это президент, царь, епископ, король. Если ты назовешь того, кто вами правит, лепестком лотоса, значит, лепесток лотоса — ваш император. Ваш император сделал ошибку. Это плохое оружие.

— Почему? — спросил Ван Рикер, заинтригованный рассуждениями этого странного азиата, обладающего необычайными способностями в убийстве людей.

— Оружие — всегда угроза. Верно? — спросил Чиун, и не дожидаясь ответа, продолжил:

— Но это оружие — угроза для вашей страны. Иначе мы бы здесь сейчас не стояли. Ты создал оружие, не имеющее цели. Ты мог с таким же успехом создать ураган. А хорошее оружие всегда нацелено на врага.

— Но «Кассандра» — могущественное средство устрашения врага.

— Это неправильно. Твое оружие должно быть могущественным в одной стране, а не в двух, поэтому оно плохое, — сказал Чиун, указывая на огни, освещающие памятник. — Здесь это оружие не на своем месте. Оно может поразить твою собственную империю.

Чиун указал на свою голову:

— Вот тут, в уме врага — надлежащее место для твоего оружия. Тут оно и должно быть, потому что только так оно может устрашить его. Если оно вообще его устрашит.

— Но нам необходимо было его создать, чтобы сообщить им правдоподобные детали. Иначе как бы они поверили, что у нас оно действительно есть?

— У меня нет привычки обдумывать подобные мелочи за горе вояк, — сказал Чиун. Приложив ладонь к сердцу Ван Рикера, он добавил:

— Ты готов. Пошли!

Они двинулись по темной равнине, ступая между норками сусликов. Когда они, все еще оставаясь в темноте, приблизились к полицейским огням, Чиун попросил Ван Рикера остановиться и подождать. Подумать о дыхании и о звездах. Что бы ни случилось, не двигаться.

Затем Ван Рикер увидел такое, что он никак не мог понять. Фигура старика только что была перед ним — и вот ее нет. Темнота. И вдруг один огонь погас. За ним другой. Не было слышно ни звука: ни драки, ни криков. Просто был огонь — и нет его. Стараясь разглядеть, где же старик, он почувствовал,

как кто-то тронул егоза плеча.

— Пошли! — услышал он голос Мастера Синанджу, и Ван Рикер двинулся вперед. Проходя мимо постов, он увидел, что полицейские спят.

— Ты ведь не убил их?

— Взгляни еще раз.

Ван Рикер обернулся и увидел, что огни снова горят, а полицейские стоят спиной к ним с ружьями в руках и лениво обмениваются друг с другом репликами, словно скучают здесь уже долгое время.

— Как тебе это удалось?

— Безделица, — ответил Чиун. — В нашей деревне такое умеют делать даже дети.

— Но как ты это сделал?

— А как ты сделал «Кассандру»?

— Я не могу так просто объяснить.

Чиун улыбнулся, видя, что белый человек все понял. Когда они подошли к памятнику, Чиун настоял на том, чтобы подождать. Небо уже светлело, близился восход. Они стояли на ровной местности, но никто не замечал их.

— Римо возвращается, — сказа Чиун. — Пойдем. Иди со мной и не бойся.

— Как ты узнал? — спросил Ван Рикер. — Но чувствую, я не должен в этом сомневаться.

Они увидели, как к церкви свернул грузовик, принадлежащий радиокомпании. Его окружила группа мужчин и женщин, которые начали разгружать машину.

Ван Рикер увидел, как Римо выпрыгнул из кабины. В движениях Римо была молчаливая грация, сведение двигательных усилий к простому скольжению, уже знакомое Ван Рикеру. Где он такое видел? Ах, да, старик! Ну конечно же!

Увидев Чиуна и Ван Рикера, Римо направился к ним. В эту минуту часовой Партии Революционных Индейцев, вооруженный дробовиком и шестизарядным револьвером, встал, шатаясь, на краю траншеи. Пустые алюминиевые банки из-под пива, сверкая и звеня, покатились у него из-под ног.

— Стой, зараза, кому говорю! — крикнул он Чиуну и Ван Рикеру.

— Доброе утро, — сказал ему Римо.

Часовой обернулся и наткнулся на руку Римо. Он отлетел назад в горизонтальном положении, увидев сперва темно-синее утреннее небо Монтаны, потом грязно-коричневую землю, и, наконец, все слилось и потускнело у него перед глазами.

— Очень мило, — пожурил его Чиун. — Вечно ты, Римо, оставляешь после себя всякий мусор. Пивные банки, трупы... Всякую дрянь.

— Что с Ван Рикером? — спросил Римо, видя, что генерал с ног до головы покрыт высохшей грязью.

— У него необычайные врожденные способности к военному искусству. Кто знает, что бы с ним стало, займись он чем-нибудь более мирным.

— Мы должны идти к «Кассандре», — сказал Ван Рикер. — И, пожалуйста, не называйте ее «Кассандрой». Лучше монументом или памятником.

— Тогда поспешим к монументу или памятнику, — хихикнул Чиун, повторил свою реплику и снова засмеялся. Пока они шли сквозь толпу, потрошащую ящики с продуктами, Чиун повторял и повторял свою шутку.

Ван Рикер удивился тому, что толпа расступалась перед ними. Перед Мастером Синанджу все сразу же разбегались, и, очевидно, по собственной воле. Это не было делом рук старика.