Тропинки в волшебный мир
Шрифт:
Лучшего помощника не надо. Петька любознательный и смышленый паренек. Дед без труда научил его ухаживать за пчелами, недалеко от пасеки было озеро. По вечерам ездили туда ставить ерши, искусно сплетенные дедом Маркелом из краснотала. Петя любил эти поездки. Озеро, заросшее у берегов кувшинками, казалось задумчивым и, как все лесные озера, особенно красивым, утром из вершей вынимали тупоносых жирных карасей.
Лето в этом году выдалось на редкость погожее. Дни стояли солнечные. Не опаздывали и дожди. Они выпадали такие же теплые, и лес после них молодел, становился еще зеленее и долго, словно начищенный,
Случались этим летом и грозы. С молниями, громом, с присущим грозе освежающим воздухом. Но ветер разгонял тучи, и в сумрачном, скрипевшем на ветру лесу снова устанавливался свой, нарушенный грозой порядок.
Дела на пасеке шли хорошо. Взяток начался ранней весной. Едва только сошел снег, на лесных прогалинах выбросила золотистые головки мать-и-мачеха. Почти одновременно на берегу озера зацвел ивняк; по чернолесью запестрели сине-фиолетовые глазки медуницы. Потом расцвела черемуха, белоснежной отвесной стеной выглянув на просеки, невзрачная, но медистая рябина, лесная калина, потом пожаром заполыхал иван-чай, и так до самой липы. Не успеет отцвести один медонос, зацветает другой. Пчелы развивались хорошо. Дружно прошло роение. После первой откачки меда взяток в природе не уменьшился.
— Ну, Петянька, — радовался дед, — будут нынче колхозники с медом!
Радовался и Петька…
Но неожиданно все переменилось. Случилось это в середине главного медосбора, когда отцветала липа. Утром, как всегда, дед встал до солнышка, разбудил внука, и они пошли на озеро проверять верши. Ездил дед по озеру в старой долбленке, сделанной неизвестно когда и кем из комля серебристого тополя. Озеро невелико, к тому же лесное, тихое, не Волга-река, так что лучшей посудины дед и не желал. Долбленка, известное дело, на воде ходуном ходит, того и гляди перевернется. Случилось, что кто-то на берегу из ружья выстрелил. Дед не то чтобы испугался, а просто от неожиданности вздрогнул, но утлой лодчонке хватило и этого: рыбаки моргнуть не успели, как очутились по шею в воде. Петька еще ничего, а дед от непривычки сразу застучал зубами, так что от ловли пришлось отказаться. На пасеке развели костер, обогрелись, обсохли, и все как будто пошло своим чередом, но к обеду дед пожаловался:
— Занемог я, Петянька, в поясницу что-то вступило. Надо бы в село сходить, в баньке попариться. Ты побудь здесь. Скучно будет — посмотришь, как рои работают. Вечером сторож придет, с ним и заночуешь…
Дед ушел. Чтобы скоротать время до прихода сторожа, Петька развел дымарь и стал осматривать ульи.
Над всей пасекой дружно работали пчелы. Они вереницами спускались в летки. Такие же вереницы бесперебойно вылетали обратно. В ульи пчелы шли тяжелые, нагруженные, кособоко шлепались на прилетные доски и, волоча раздутые от ноши брюшки, торопливо ползли в летки. Обратно вылетали уже облегченные, быстрые и юркие. На пасеке, не умолкая ни на минуту, стоял однотонный, слаженный гул. Пахло липовым медом, свежим воском и каким-то другим, неопределенным, но приятным запахом.
Рои развивались и работали тоже хорошо. Почти в каждой семейке пчелы начинали выкучиваться за перегородные дощечки. Петька стал расширять им гнезда, добавляя новые рамки с искусственной вощиной. Работы было много, и он увлекся ею, позабыв обо
Петька постоял немного, посмотрел на редкие вылеты пчел и, вытряхнув из дымаря жар, принялся раздувать костер. Когда разгорелось пламя, стало немного уютней и веселее. Солнце до половины опустилось в мягкую зелень леса, а сторожа все еще не было. Повесив над костром чайник, Петька взял весло и пошел на озеро смотреть не проверенные утром верши. Озеро на этот раз тоже было таким близким и красивым, как тогда, когда они ездили вместе с дедом. Правда, оно было такое же спокойное, тихое, но, сак и лес, как и та березка, казалось грустным…
Возвратился он уже затемно. На пасеке ярко горел костер, а по земле от него протянулась длинная, уродливая тень дяди Никифора — сторожа пасеки.
…Ночью дед почувствовал себя плохо, а утром фельдшер посоветовал домашним отправить его в больницу. Дед обвел всех утомленным взглядом и через силу проговорил:
— Оно бы можно и в больницу, да время-то, видишь ли, неподходящее, самый мед пошел. Никак нельзя! Я ведь тебя, милок, не а этим звал. Думал, лекарства дашь такого, чтоб к утру сразу все прошло. А ты — в больницу… Нельзя мне, вот какое дело-то…
Фельдшер долго убеждал, что сразу вылечить нельзя, надо лечь больницу, но дед стоял на своем. Пришлось пригласить председателя колхоза. Он был другом деда Маркела, вместе на фронте были.
Увидев председателя, старик захотел выглядеть молодцом, прозвал заулыбаться, но улыбка получилась слабая, болезненная.
— Что это ты, Маркел, солдат, а порядка не знаешь, дельного совета не слушаешься, — начал председатель, подсаживаясь к нему.
— А я мыслю, Яков, не дело в такой момент пчельник оставить, — ответил дед.
— Плох ты, Маркел. Поезжай-ка лечиться, а нам лучше посоветуй, как с пчелами быть. Сколько раз говорил: возьми себе полдника, обучи его, а ты все — ладно да успеется! Вот и успелось. Я болел, а замены нет.
Дед нащупал слабой рукой колено председателя и, тихонько хлопав по нему, сказал:
— Там, Яков, Петянька, внучок мой, смышленый парнишка. Он у меня все хозяйство знает, только пособите ему, если что потребуется. Про меня скажи, что в больницу, мол, лег дед Маркел, а за пчелами тебе доглядеть наказывал. Он справится. Не год же я там проваляюсь…
Утром Петька встал с чувством большой радости: с минуты на минуту должен подойти дед.
Он торопливо умылся и, захватив ведро, побежал на озеро.
Лет пчел еще не начинался, но кое-где пчелы уже выкучивались. От сильной росы было свежо и сыро. Отдельные крупные капли ее, свисая с травинок, переливались на солнце, как многогранные хрустальные шарики.
Долбленка неслышно скользила по сонной воде. За кормой рябилось отражение лесистого берега.
Петька не торопился. Ему хотелось прийти с карасями, и так, чтобы у костра сидел дед и доставал из сумки гостинец.