Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра
Шрифт:
Но самой большой неожиданностью, которую мы c Аарэ обнаружили на этой чудесной улице, стала кофейня-пирожница «Лакомка». Это был небольшой магазинчик, где продавались различные пирожные, а также можно было заказать обычный черный кофе и выпить его за крохотным столиком. Это была для меня первая за последний месяц возможность выпить кофе. Дело в том, что во всей Средней Азии местное население, вне зависимости от национальности и социального слоя, пьет исключительно зеленый чай. В те времена понятия «кафе» в Душанбе не существовало. Были только чайханы. Вот это маленькое кафе на улице Ленина — единственное. Нам с Плохим, выросшим в регионе, где кофе является национальным напитком, оказаться без кофеина на длительный срок представлялось серьезным испытанием на прочность. И вот теперь — такие дела!
Теперь у нас появился собственный «паб», в который мы периодически наведывались.
Петрике. Петрике был тоже из Таллинна, и тоже одержимым манией путешествий. Его главным способом передвижения был аэростоп. Аэростоп — это аналог автостопа (хичхайка), только в данном случае не стопят попутные машины, а летают попутными самолетами. На практике это происходило следующим образом. В аэропорту Петрике сначала проникал в зал для транзитных пассажиров (сделать это было проще, чем попасть непосредственно в зону прямого отправления). А там он пристраивался к какой-нибудь группе путешествующих, садясь зайцем на их рейс. Таким образом, ему удалось побывать в большинстве городов Советского Союза, но однажды он чуть не угодил под статью об измене Родине. Сев в очередной раз на халявный самолет, Петрике вдруг оказался в Благовещенске — закрытом приграничном с Китаем городе на Амуре. В аэропорту у всех пассажиров начали проверять документы, дающие право на пребывание в запретной зоне. У Петрике, естественно, таких документов не было. Потом выяснилось, что у него не было билета и даже паспорта. Это вызвало уже нешуточное подозрение охраны, и Петрике повезли в офис местных спецслужб. Хотели пришить дело о попытке перехода границы, как китайскому шпиону. В результате парню пришлось провести год за решеткой: что-то там ему все же накрутили. Впрочем, Петрике по этому поводу недолго горевал и продолжал активно стопить самолеты. В Душанбе он попал точно таким же способом, к полной неожиданности для Аарэ.
Мы предложили Петрике присоединиться к нам для очередного броска в горы. Он собирался лететь через несколько дней куда-то дальше, на стрелку с другим аэростопщиком, но сказал, что на оставшееся время составит нам компанию. Стартовой точкой нашего следующего горного маршрута мы выбрали Ходжи-Оби-Гарм — термальный курорт в горах, километрах в сорока от Душанбе на север.
На Ходжи-Оби-Гарм от главного шоссе отходит, резко вверх, боковая серпантинная трасса, длиной в шесть километров. Сам курорт представлял собой в то время полтора десятка домиков на горной площадке, являвшейся как бы островком между двух потоков быстрой и полноводной горной реки. В середине этого острова, окруженного впечатляющими пиками и замысловатыми, поросшими джангалом скалами, пробивался горячий источник, считавшийся священным у местного населения и целебным у пациентов термального санатория. Несколько жилых корпусов, места процедур, домики медперсонала, начальства, магазин, клуб, чайхана — таков нехитрый набор сервисных возможностей этого места, но его благодатности это никак не умаляло, и даже наоборот.
Если подниматься от курортного комплекса вверх по тропе, то через час-полтора можно оказаться на хребте, за которым открывается другая долина. Здесь, под самым хребтом, мы и остановились. Развели костер, поставили чай. Постепенно стемнело. Взошла Царица ночи. У Плохого оказался с собой редкий по тем временам переносной стереокассетник полукустарного производства и две пары наушников. Dark Side of the Moon, Mahavishnu Orchestra, Рави Шанкар — примерно таков был репертуар музыки, которую мы прослушивали под висевшую над нами, словно покрытую белыми льдами, луну священного месяца рамадан.
Руза. Священный месяц Рамадан еще называют уразой — временем, когда мусульмане всего мира соблюдают пост. От восхода солнца до его заката (а точнее — до появления на небе первых трех звезд) ничто не должно попасть в рот: ни еда, ни питье, ни сигареты, ни нас. Зато от заката и до рассвета можно есть, пить и курить сколько душе угодно. Поститься подобным образом называется
Держать рузу — значит, вызывать к себе очень большое уважение. Однако просто так, на халяву, заявить, что ты держишь Рузу, не прокатит. Всегда могут попросить показать язык. Если держишь — значит, язык белый. Если не белый — стало быть, гонишь, что в данном случае рассматривается не просто как пустое бахвальство, но личное для гонщика опускалово и моральное фиаско. Между тем рузу держат даже некоторые женщины, в особенности, из традиционных кишлачных семей. В период Рамадана посещаемость чайхан в течение дня резко снижается: никому ведь не хочется выглядеть в глазах благоверного окружения полным идиотом, если не сказать — неверным! На немусульман это, конечно, не распространяется.
Турция превыше всего! Зато в Турции — как мне рассказывал Хайдар-ака — представители военной хунты (а в принципе члены офицерской касты в целом), напротив, демонстративно и усиленно квасят во время Рамадана в питейных заведениях, как бы опуская тем самым исламские — и исламистские — авторитеты в официально светском турецком государстве. Пить во время Рамадана — это обязательная демонстрация кастовой и идейной солидарности военной элиты: Турция превыше всего!
Исламисты, разумеется, стараются взять свое, но в турках, насколько мне представляется, жив легендарный ромейский прагматизм, помноженный на решительность румского наследия. Военную касту в современной Турции может переиграть разве что нарождающаяся здесь новая олигархия, интернационализированная в своих делах и более политически маневренная, чем традиционная воинская корпорация, получившая власть в стране из рук Ататюрка — ее кумира и признанного отца турецкой нации. Сейчас, в первые годы третьего тысячелетия, политические позиции турецкой тимократии — воинского сословия — неожиданно укрепились в контексте глобальной антитеррористической войны Западного альянса против исламизма и режимов Оси зла в целом. Турция, как член НАТО и крупный геополитический игрок в Закавказье, на Среднем Востоке и в Центральной Азии, открывает для себя перспективы регионального доминатора, едва ли не равного по своей ударной мощи, за вычетом ядерного оружия, России. Победа исламизма в Турции, напротив, может привести к разрыву связей Турции с ее традиционными западными партнерами, но это представляется в обозримой перспективе маловероятным.
Но тогда, под белой луной, нас совершенно не интересовали политические проблемы турецкой военной элиты, и тем более мы не могли даже предположить, что в какой-нибудь сотне-другой километров отсюда, на аэродромах Узбекистана и Киргизии, будут базироваться натовские эскадрильи с прямого согласия Москвы. Этого не мог себе представить даже Хайдар-ака, который уже в те времена, на стыке семидесятых и восьмидесятых, видел предстоящую исламизацию общественных отношений в регионе и даже предсказал в своей так и оставшейся в рукописи книге военные конфликты — вплоть до конкретных боевых операций в известной местности. Книга его до сих пор не опубликована из конспиративных соображений, ибо в случае обнародования ряда содержащихся там сюжетов автору грозят крупные неприятности со стороны весьма влиятельных людей в центрально-азиатском (и не только) раскладе.
Как выяснилось, Петрике, ко всему прочему, учился в Таллиннской консистории на лютеранского пастора и был вынужден читать Кьеркегора по-немецки, чтобы сдать очередной зачет или не завалить экзамен. В промежутках между сессиями он аэростопил, проводя максимум возможного времени над облаками — ближе к той истине, интеллектуальные знаки которой он искал в богословских трудах средневековых теологов. Впрочем, я очень сомневаюсь, что Петрике удалось закончить консисторию, учитывая его импульсивность и непредсказуемость поведения. Как-никак, протестантская церковная институция требует от молодых людей иных качеств. В общем, на следующий день неугомонный богослов, махнув нам рукой на прощание, отвалил в Душанбе, чтобы ловить самолет куда-то на сибирском направлении. А мы с Плохим двинулись в сторону лежавшей перед нами новой долины.