Тропы Междумирья
Шрифт:
— Вот подмешаю вам в кашу зелье правды! — пустила я в ход самую страшную угрозу, какую смогла придумать.
— А где ты его возьмёшь? — резонно спросил Тихоня (он был один из тех, кто стоял ночью в карауле). После чего перевернулся на другой бок и немедленно захрапел. Нары жалобно поскрипывали в такт его дыханию.
На следующее утро роз было уже две.
Ещё через день — три. Причём вылезая из палатки, я нечаянно опёрлась о стебли, и потом целый час выколупывала из ладони обломившиеся шипы и зализывала ранки. После этого шутка перестала казаться
Я прислушивалась к чужим разговорам, вглядывалась в лица, пыталась строить сложные гипотезы — но логика пасовала. Подозреваемых было тридцать человек — и никого конкретного.
Все обитатели перевала были основательно старше меня, большинству из них я годилась в дочери. Примерно так они ко мне и относились: покровительственно, почти по — родственному. Глазки никто не строил, сальных шуточек не отпускал, за задницу не щипал. Или Муллен оставил по этому поводу чёткие распоряжения, или у мужиков прорезался инстинкт самосохранения. А может, и то, и другое.
Но ежеутренние розы явно подразумевали какую-то романтическую цель. Или нет?
Отчаявшись вычислить цветочника, я решила устроить засаду. Прятаться в кусты, конечно, не стала. Просто спать не пошла. Всю ночь бродила по территории, приставала к караульным с глупыми вопросами, утащила из барака свечку и письменные принадлежности и, устроившись прямо на камнях, возобновила свои дневниковые записи. Благо, мыслей и событий скопилось более чем достаточно.
Отлучилась я только один раз — до висевшего на склоне горы деревянного строения.
А когда вернулась — возле палатки лежали четыре розы. Караульные неприкрыто ржали. Я чертыхнулась и ушла к себе, надеясь, что к утру роз не станет больше.
Не стало. Зато меня посетило гениальное озарение: в горах цветы не растут. По крайней мере на нашем перевале. Здесь из культурных растений вообще ничего кроме укропа не было, да и тот использовался не как приправа, а как закуска.
А цветы, да ещё такие здоровенные, могли попасть сюда только извне.
Солдаты с перевала не отлучались, я бы заметила. Зато раз в несколько дней приходила подвода из замка: с едой и свежими новостями. Иногда новости прибывали и чаще, с мальчишкой — посыльным. Мог ли он таскать заодно и розы? Да запросто!
Отоспавшись после ночного бдения, я объявила охоту на засланцев из замка. Ждать пришлось недолго, мальчишка прибежал уже к вечеру, притащил какую-то очень важную записку для Дамира. Обратно он надеялся успеть до темноты, поэтому очень торопился, но я всё-таки перехватила его на выходе.
Спустя несколько минут я знала всё: что зовут его Люс, он сын кухарки из замка, знает, как написать своё имя, ему десять лет и за эту длинную и богатую на события жизнь он аж три раза видел господина Сайона айр Нермора, причём один раз — вблизи. Только вот про розы он ничего не знал.
Да, конечно, в Нерморе они росли, несколько
— Значит так, — начала я, выслушав сбивчивую, многословную, но совершенно бесполезную речь Люса, — Последи-ка несколько дней за кустами и выходом из замка. Если кто-то понесёт сюда розы — скажешь мне. Справишься?
— А что мне за это будет? — резонно спросил мальчишка.
Я машинально полезла в карман за мелкой монеткой, но остановилась на полпути. Денег у меня с собой не было. Вообще. Уезжала ведь на пару дней, да ещё и с Хозяином. Даже в голову не приходило, то могут понадобиться.
Интересно, а мне жалованье положено за то, что на перевале торчу? Или надо говорить спасибо хотя бы за то, что кормят?
Пока я размышляла, мальчишка сбежал, так ничего и не пообещав. Подводы в тот день не было.
Но на следующее утро рядом с моим жилищем лежало уже пять роз.
Солдаты стояли вокруг и хохотали. Такое чувство, что они специально проснулись пораньше, чтоб увидеть моё лицо, когда я выползу из палатки. И, судя по всему, моя реакция их не разочаровала.
— Следующему, кто попробует надо мной поржать, я эти розы в глотку запихну! — буркнула я, отодвигая с дороги проклятые цветы.
— Вот объясни, чего ты злишься? — примирительно спросил Тихоня. — Неужели цветы не любишь?
— Нет, я люблю цветы, только не такие, — машинально процитировала я. Впрочем, здесь классику русской литературы всё равно не читали, так что вполне сошло за объяснение.
На самом деле к цветам я относилась по — разному, в зависимости от ситуации. Если они росли в лесу, в саду или на подоконнике, то чаще всего это смотрелось вполне симпатично. А вот платье в мелкую ромашку или приколотая к воротнику гигантская хризантема меня обычно раздражали.
Флай периодически таскал мне букеты по праздникам или просто так. Причём он прекрасно знал, что я не буду ставить эти цветы в вазу и вздыхать, разглядывая их долгими зимними вечерами. И засушенные лепестки между страниц дневника прятать не буду. Знал, но всё равно дарил. А я в ответ на это ворчала и фыркала, но на самом деле, конечно, не злилась. Невозможно на него было злиться.
От тех цветов мне почему-то было радостно и смешно.
А от этих утренних роз — жутковато и неприятно.
Пока мужики ржали над впечатлительной девчонкой, я прокручивала в голове варианты, и ни один из них мне не нравился. Кто это делает? Зачем? Что ему надо? И сколько это ещё будет продолжаться?
Наверное, что-то подобное чувствуют люди, которым неизвестный названивает каждый день в одно и то же время, чтоб просто подышать в трубку. Окружающим, может быть, и смешно. А у несчастной жертвы приключается истерика от одного только звука телефонного звонка.
До истерики мне было ещё далеко, но алые розы я, кажется, уже успела возненавидеть на всю оставшуюся жизнь. И с этим явно надо было что-то делать.