Троянский конь
Шрифт:
— Я тоже в это верю, — кивнула Катя. — Правда.
— Это хорошо. — Вячеслав Аркадьевич подал знак Пестрому. Тот открыл кейс, который держал в руках, достал стопочку документов, положил на Катин стол. — Здесь показания двух свидетельниц, которые утверждают, что Владимир Андреевич их похитил, увез на какую-то дачу и выбивал показания против моего сына. Здесь также заявления о том, что девушки видели Смольного в кабинете своего шефа незадолго перед его смертью. Смольный был последним, кто заходил в кабинет продюсера. Этих девушек, секретарш, не допрашивали. Сочли достаточным наличие пистолета в руках у Смольного.
Катя взяла показания, прочла внимательно.
— Это правда? — спросила она, кивнув на листки. — Эти девушки говорят правду?
— А если бы это были фальшивые показания, вы бы отказались их принять? — спросил жестко Мало-старший.
— Нет, — твердо ответила Катя. — Но мне нужно знать, чтобы планировать дальнейшие действия.
— Это правда, — кивнул Мало-старший.
Несмотря на решимость, Катя почувствовала облегчение. Нет, она не соврала. И даже если бы сейчас Вячеслав Аркадьевич сказал, что свидетельства девушек — липа, она бы все равно использовала их, чтобы достать Козельцева. Иногда приходится пользоваться подобными мерами… «Вор должен сидеть в тюрьме». Знаменитое изречение братьев Вайнеров, претворенное в жизнь. Но теперь ей стало легче.
— Эти девушки готовы дать показания в суде?
— Сейчас они на отдыхе за границей, — ответил Малостарший. — Мера предосторожности. Если бы Владимир Андреевич разыскал их, они бы уже никогда никаких показаний не дали.
— Понятно.
— У меня еще есть заявление киллера, которого нанял Смольный, чтобы застрелить моего сына.
— Вы нашли его? — спросила удивленно Катя.
— Через пару часов после покушения. Он засветился на вокзале. Но, боюсь, заявление не сработает без Смольного. А Смольный, как вам известно, мертв.
— Пока и заявлений секретарш должно быть достаточно. — Катя поднялась из-за стола. — Мне нужно сходить к начальству. Подождите в коридоре.
— Хорошо, — покорно согласился Мало-старший. Он и его спутники вышли в коридор. — Учтите, ваше начальство может отказаться выписать нужные постановления и ордера.
— Выпишет, — твердо пообещала Катя. — Не волнуйтесь. Это моя проблема.
Владимир Андреевич начал утро с того, что спустился в ресторан, выпил чашечку кофе и съел яичницу из двух яиц, бифштекс и салат из свежих овощей. Он ощущал себя очень хорошо и торжественно. С таким чувством дети ждут начала празднования Нового года или дня рождения.
Затем он поднялся на палубу «В», заглянул в местное отделение банка.
В небольшом зальчике народу почти не было. Два молодых клерка и одна девушка-служащая, в белых рубашках, черных брюках, при галстуках, сияли улыбками. Козельцев огляделся. Порядок абсолютный; на конторках терминалы компьютеров. Лет десять назад ничего подобного и представить себе было нельзя.
Владимир Андреевич направился к девушке. Не только потому, что она как раз закончила обслуживать очередного клиента, а просто если уж день торжественный, то торжественный во всем. Девушка была красива. Очень красива. Одета тщательно, но в то же время свободно, с продуманной легкостью.
— Доброе утро, пожалуйста, садитесь, чем могу вам помочь?
— Я хотел бы выставить депозит.
— На голландцев?
— Да. — Владимир Андреевич улыбнулся. — Как вы догадались?
— Сегодня с самого утра идут люди.
— И много?
— Человек пятнадцать.
— Вот как? — Владимир Андреевич изумленно изогнул бровь. — И все утром?
— С открытия.
Девушка принялась заполнять бумаги.
— Пожалуйста, заполните бланк.
— Хорошо.
Владимир Андреевич четырежды заполнял аналогичные бланки в течение двух последних дней, посему проблем это не вызвало.
— Вам часто приходится пользоваться депозитом? — улыбнулась девушка. — Я это сказала потому, что тем, кто был до вас, приходилось объяснять, как заполнять форму.
— Постоянно, красавица, — ответил Козельцев. — Постоянно.
Владимир Андреевич был так увлечен девушкой, что не заметил шедшего за ним крепкого парня. Собственно говоря, Черепаха с шести утра торчал у лестницы на палубе «В». Как только Козельцев покинул номер, он пошел следом, доставая на ходу сотовый телефон. Набрав код, Черепаха произнес всего одну фразу:
— «Клиент» вышел из номера.
В люксе, расположенном палубой выше, Пепел открыл иллюминатор, высунул в него голову, посмотрел вниз.
— Все в порядке, — сказал старичок, оборачиваясь к девушке. — Ни пуха ни пера, Женечка.
Девушка положила на стол кейс, открыла его. В чемоданчике оказались пара маек, рубашка, лифчик, трусики, моток медицинского пластыря, катушка трехмиллиметровой лески и швейцарский перочинный нож. Затем Женя взрезала подкладку. Ухватилась за подложку, проходящую между подкладкой и стенками, и резко потянула ее на себя. Та легко отделилась от корпуса. Пепел вдруг понял, что это постромки. Наподобие тех, которыми пользуются парашютисты.
— Любопытно, внученька, — уважительно хмыкнул он. — Какие еще козыри имеются у нас в рукаве?
Женя мельком взглянула на «дедушку», но ничего не сказала. По углам кейса был протянут серый нейлоновый трос, не слишком толстый, но способный выдержать вес человека. Девушка вытянула и его. Затем выщелкнула лезвие ножа. Отогнув ограничители, сняла ручку кейса, взрезала оплетку. Ручка оказалась сложенным пополам карабином.
Пепел только качал головой. Он уважал профессионализм и рациональность. К тому же теперь он в полной мере оценил тонкость замысла Димы Мало. Заставить врага пронести твое оружие на борт — это надо суметь.
Женя натянула постромки, пропустила трос в специальные петли, защелкнула карабин. Разрезав обтяжку корпуса кейса, она сдернула дерматиновое покрытие и вышвырнула его в иллюминатор. Подцепив кончиком лезвия заклепку в нижнем углу боковой стенки, вытянула ее и сняла боковые панели крышки и корпуса — четыре прочных титановых полосы одинаковой, длины. В нижней части каждой имелось заранее просверленное отверстие. Соединив полосы, Женя вогнала заклепку в отверстие и раздвинула полоски. Получилось подобие якоря. Девушка закрепила на якоре свободный конец троса, затянула его замысловатым узлом. Затем отрезала трехметровый кусок лески и сунула в карман. За леской последовал пластырь. За пластырем — нож.