Троянский конь

Сербин Иван Владимирович

— А в ком же?

— В вас.

— Ах, вон что… Ну, ладно тогда. Если во мне, то ладно. Я просто подумал…

— Вы дверь откройте, — напомнил Гена.

— Да, хорошо. — Алексей Алексеевич принялся поворачивать замки. — Все.

Гена протиснулся к двери, держа пистолет на изготовку. Подергал ручку.

— Не открывается.

— А вы засовчик поверните.

— Какой еще засовчик?

— Вон тот, внизу…

Алексей Алексеевич наклонился вперед, наваливаясь грудью

на пистолет. Гена подался назад, механически повернул голову, отслеживая движение руки Григорьева к «засовчику», и в этот момент ему на голову обрушилась коньячная бутылка. Гена рухнул, как подкошенный.

Алексей Алексеевич повернул засов, толкнул дверь.

— Привет. — За несколько секунд он вдруг постарел и осунулся. — А ко мне тут Холтофф зашел. Мы с ним коньячку выпили, — кивнул на распростертое под ногами тело Гены.

Женя повисла у него на шее, принялась покрывать поцелуями лицо.

— Как ты?

— Нормально.

Следом за Женей в квартиру ввалились Боксер и Вячеслав Аркадьевич. Боксер, вытащив пистолет, прошелся по комнатам.

— Там чисто, — сказал Алексей Алексеевич. — Остальные в аэропорт поехали. Петя Савинков, гад…

Он сунул руку под халат, помассировал грудь, потом прислонился к стене, начал вдруг заваливаться на бок. Вячеслав Аркадьевич едва успел подхватить Григорьева. А тот ловил воздух широко раскрытым ртом. Глаза у него были белыми.

— «Скорую»! — крикнул Мало-старший, укладывая Григорьева на пол.

— Адрес… — хрипел Григорьев. — Новоарбатский переулок…

— Молчи, — говорил быстро Вячеслав Аркадьевич. — Тебе сейчас вредно говорить.

— Художник… Новоарбатский… восемь…

— Я понял, понял.

Алексей Алексеевич боготворил свое дело и, даже умирая, не мог позволить, чтобы такой красивый план сорвался из-за пустяка вроде сердечного приступа.

Прибывшая через семь минут «Скорая» увезла Алексея Алексеевича в больницу с диагнозом «обширный инфаркт на фоне острой сердечной недостаточности».

Женя потерянно стояла в углу, повторяла только:

— Я не могу ехать. Теперь я не могу ехать. Я должна быть рядом. Я не могу ехать.

Вячеслав Аркадьевич подошел, обнял девушку за плечо:

— Женя, я вас понимаю. И заменил бы, если бы была возможность, но сейчас переигрывать что-либо уже поздно. Помогите мне. Сделайте одолжение. С Алексеем Алексеевичем все будет в порядке. Самые лучшие лекарства, самые лучшие врачи. Я обещаю. Вы сможете звонить ему в больницу, как только он немного оправится. Не волнуйтесь. Кстати, вы ему кто? Дочь?

— Жена, — ответила тускло девушка.

Завозился лежащий у стены Гена.

— Боксер, отвези Женю в аэропорт. А с этим, — Вячеслав Аркадьевич

кивнул на окровавленного налетчика, — я сам разберусь.

* * *

В аэропорту, перед самым досмотром, Паня отозвал Владимира Андреевича в сторону. Щелкнув замками кейса, поднял крышку.

— Смотрите, Владимир Андреевич, и решайте.

— Я посмотрю, — кивнул Козельцев, улыбнувшись. — Но не потому, что не доверяю вам или сомневаюсь. Просто хочу увидеть икону.

Паня не соврал. В чемоданчике действительно лежали только икона и пасхальный Фаберже в красивой коробочке. И насчет иконы не соврал тоже.

— Начало века, — не без некоторого пренебрежения заметил Козельцев. — Дешевка.

— Для кого как. Тот, кому она нужна, платит. Дело заказчика — заказать, наше дело — удовлетворить спрос.

Козельцев захлопнул крышку кейса.

— Если вашему заказчику понадобится еще что-нибудь подобное, дайте мне знать. Десятка два-три я ему легко обеспечу. Оптом.

— Хорошо, — серьезно кивнул Паня.

— Ну что, пошли? — мотнул головой Владимир Андреевич.

Когда Паня поднялся на борт самолета, Козельцев уже сидел в кресле и улыбался. Кейс лежал в багажном отделении для ручной клади.

— Вот так, — не без некоторой рисовки заметил Владимир Андреевич.

Паня серьезно кивнул:

— Надеюсь, что и в Одессе все пройдет гладко.

— Пройдет, не беспокойтесь.

За время полета они успели обсудить достоинства нескольких авиакомпаний, в частности «Туркиш эйрлайнз», самолетом которой Козельцеву предстояло лететь в Москву.

— Все-таки взяли билет? — искренне удивился Паня. — Я за вас рад.

Через два с половиной часа он имел возможность убедиться в том, что Владимир Андреевич не преувеличивал собственное влияние. Глядя, как Козельцев, благополучно миновав таможню, поднимается по трапу круизного лайнера, Паня набрал номер мобильного и сказал всего одну фразу:

— Он на борту.

Стюард, стоявший у входа и державший в руке пачку буклетов, улыбнулся Козельцеву. Он был не слепой и не дурак и прекрасно видел, какие люди плывут этим рейсом.

— Позвольте, я вам помогу? — Он взял билет, посмотрел номер каюты. — Палуба «С». В центре, по правому борту. Спуститесь по трапу на одну палубу, затем направо, к корме. Каюта 16-С. Полулюкс. На случай, если вы собираетесь принять участие в аукционе, — стюард протянул буклет.

— Простите, а нельзя ли доплатить и поменяться на люкс? Или на полулюкс, но палубой выше? — Козельцев взял буклет и сунул в карман.

— Извините, — вежливо улыбнулся стюард. — Ничем не могу помочь. Все каюты заняты.