Троянский конь
Шрифт:
Греки, мы в ярости! Жадность троянцев ввергла нас в мрачную эту войну.
Наши потери, о музы, воспойте! Как мы, смертные дети Греции нашей любимой, землю троянскую кровью горячей поили. Как мы шагали по полю из тел павших товарищей и вражеских воинов мертвых, как заливали их черною кровью пепел костров погребальных, остужая души от ярости боя.
Вот что я видел на скорбных равнинах под Троей. Мертвый на мертвом лежал, ощерив ребра кровавые в небо, как будто взывая к Аиду, требуя новых героев в закланье. Их плоть смрадно гнила, собой насыщая полчища мух и червей, что на
Ночью на гребне мы шли, озираясь вокруг, слыша жужжание мух, союзных троянцам. Им не увидеть вовек гибель Трои. За крепкими стенами спят наши враги.
В молчанье мы шли к кораблям, приняв судьбы удар. Нет, не конец это, утро еще не настало, и жажда мести в сердцах не подернулась пеплом остывшим.
Троянская война, как шлюха злая, она хотела больше – крови, крови, крови. Она меня хотела.
Ген стоял перед дребезжащим окном и смотрел вниз, на залитый дождем город. Пламя пожара стягивало с окрестных улиц все больше патрульных машин.
Он услышал сбивчивое дыхание. За ним наблюдали.
– Ты была здесь все время?
Ответа не последовало. Но Ген не боялся слежки.
– Держись в тени, раз уж решила остаться.
Из темного угла выступила Мегера с распущенными длинными волосами, но она пришла не одна. За ее спиной стояли охранники со знакомыми шестами для отлова животных, с петлями из стальной проволоки на конце.
– Что ты видел из Скейских ворот? – спросила Мегера.
Ген ощутил прохладное касание настоящих воспоминаний о жуткой башне, с которой Атанатос смотрел, как враг прорубает себе путь по улицам Трои. И сколько же времени эта память дремала в его крови? Три тысячи лет?
Он посмотрел на бесшумные фигурки внизу, появившиеся словно ниоткуда.
– Они пришли за мной,– сказал он.
Он отошел от окна, пока охранники, повинуясь знаку Мегеры, поднимали тело Лоулесса. Его должны были отнести к Саважу, в Первый театр. Труп старика погрузили на металлическую каталку и скорбно укатили прочь.
– Почему ты меня не остановила?
– Так происходит,– объяснила Мегера,– когда мы отделяем сильных от слабых. Хотя я не стала бы давать тебе столько свободы, как это делал он. Сейчас, когда он мертв, тебе лучше?
– Нет. Я поступил так, как мне подсказал инстинкт, вот и все.
Мегера подошла к заплаканному дождем окну.
– Ну а теперь сделай что-нибудь с этим. У тебя есть выбор.
Мигающие огни полицейских машин вторили блеску молний, чертивших зигзаги в темных небесах.
– И какой выбор у меня есть?
Женщина повернулась к Гену и провела рукой по его волосам.
– Ты можешь положить конец этому безумию. Странным голосам в твоей голове – голосам Киклада
Мегера заметила, что в собеседнике борются противоречивые чувства, и поспешила довести начатое до конца.
– Законы – для маленьких и слабых. В этом обществе свобода продается и покупается. У нас глубокие карманы, денег хватит. Но я не хочу видеть, что этот дом громят такие, как ты. Или ты сам.
Ген ощутил прилив гнева.
– А тебе что с этого?
– Если ты решил подчиниться слабой натуре своей несовершенной личности, мы готовы выдать тебя в руки правосудия. И ты сгниешь в камере, подсчитывая дни своего потрясающе длинного срока заключения.
Ген понимал, к чему она клонит. И это были ее последние слова, не подлежащие обжалованию.
– Или ты сделаешь то, ради чего появился на свет. Станешь более великим, чем кто-либо из нас.
– Ты говоришь как он.
– Мы все здесь – он. Здесь, в доме Атанатоса. Когда нас двенадцать, это двенадцать пар рук, двенадцать пар глаз и один образ мысли. Но голова у нас на всех одна. Теперь, когда твое сознание стало податливым, как воск, мы нанесем на него последний отпечаток – воспоминания Лоулесса, чтобы закрепить его личность окончательно. Воспоминания Атанатоса.
Ген посмотрел на водоворот полицейских машин на улицах внизу.
– Они хотят исполнить свой долг,– заметил он.
– И они его исполнят. Выдадим им кого-нибудь, кто ответит за свои преступления. У нас много претендентов.
«Измениться или умереть».
– В любом случае,– торжествующе закончила Мегера,– я добьюсь того, о чем мечтала. Я уничтожу тебя.
На перепутье
Дождь лил как из ведра, грохоча по машинам, припаркованным бампер к бамперу по всей площади. Журналисты пришли в исступление и заполонили все свободное пространство, так что Норту пришлось оставить «лумину» и пройтись пешком по тротуару. Он ощупывал взглядом каждое окно, каждую дверь, каждый закоулок, за которым мог скрываться проклятый Ген.
В дальнем конце площади Даффи детектив достал свой мобильный телефон и позвонил в управление. Впереди, за пеленой дождя, прятался Бродвей.
Ответил лейтенант Хиланд.
– Да, тебе пришел факс.– Из трубки донесся шорох бумаги.– Национальная историческая выставка переводится в компанию под названием «Американская генерация». Ее доставят сегодня вечером, от пяти до семи.
«Американская генерация»? А-Ген.
– Она занимается биотехнологиями?
– Мы как раз их проверяем.
Защелкали клавиши – лейтенант проверял базу данных в компьютере, но этот умиротворяющий звук не смог успокоить напряженные нервы Норта.
Детектив миновал перекресток и устало зарысил вдоль следующего квартала, мимо полыхающих красно-синим огнем патрульных машин.