Тройное Дно
Шрифт:
— Перейти вначале в Кронштадт, а потом в Ладогу.
— А зачем?
— Для учебных целей. Он хотел на этой лодке молодежь из военно-исторического клуба ремеслу учить. Дело-то хорошее.
— И как это выглядело дальше?
— Лодку списали. Нас уволили. Только положено по акту демонтировать все, что нужно, — в боевой части, приборы снять, нарушить гидравлику. А потом в очередь на металлолом.
— И сделано это было?
— Нет, конечно. Охотовед деньги привез.
— Где это там?
— На дне. На нем, родимом. Приборы как бы сняты, а металлолом затонул.
— И потом?
— И потом получили мы полную загрузку топлива. И боезапас.
— То есть?
— Торпеды. Две штуки.
— Для учебных целей?
— Для них, родимых.
— А вы не задумывались, что там, на другой стороне, в Кронштадте том же, легче было такую же лодку взять для постижения ремесла малолетками? И что там есть уже такие же? В училище, к примеру?
— А почему «ножки Буша» из Америки можно возить, а лодку в своем же собственном море перегнать нельзя?
— Какое же оно собственное? Ваше оно, что ли?
— Но не ваше, точно.
— Да вы не обижайтесь, успокойтесь. Подумайте. У вас теперь, чтобы подумать, много времени будет.
— Я не сомневаюсь.
— Ну и что дальше? Как перешли?
— Тяжело переходили. Лодка-то не подвела. Чего там. По пути дозаправились. На каком-то островке чухонском. Как воры. С их стороны чухонцы были чистокровные. Деньги им Охотовед отстегнул. Там раньше каша перевалка была, советская. И тут до слез мне стало нехорошо. Как воры позорные, на своей же земле…
— Какая же она своя?
— Понятно, для вас она не своя. Вы, гражданин начальник, откуда родом?
— Не важно.
— То-то же.
— Ну, положим. Дальше что?
— А дальше ночью в Кронштадт пришли. Пришли да пришли. Лодкой больше, лодкой меньше. У нас сейчас с этим все нормально. У кап-два, Ивана нашего, здесь дружков полно. Постояли мы, естественно, не рассказывая всего, не открывая обстоятельств. Подчинились несколько. Посмотрел я, что там делается. На берегу мы отдельно жили. В городе, на квартире знакомого капитановского. Потом вернулись во чрево своей субмарины и пошли.
— Куда?
— В Неву.
— Вы не могли бы технологию этого перехода до нас довести? Это же невозможно!
— Отчего же? Шли в надводном положении, ночью. Уровень воды был хороший. Еще в заливе подошла к нам баржа. Док плавучий. Это как квадрат такой. Внутри дыра. Тельфера, кранчик. Скорая помощь. Мы аккуратно снизу рубку просунули. Сверху замаскировались брезентом. Будто баржа эта тащит чепуху какую-то.
— С лоцманом?
— А как же?
— То есть вы хотите сказать, что про лодку вашу многие знают?
— Ну, не многие, а кое-кто знает.
— И вы бы смогли лоцмана этого и других опознать?
— Я же говорил, что со зрительной памятью у меня не все в порядке.
— На лица…
— На них, родимых.
— И как прошли, гладко?
— Да нет. На порогах, пониже Шлиссельбурга, подсели.
— И что?
— Часа три возились. Потом тросами подцепили лодку и кран ее чуть приподнял. И прошли.
— Это же черт знает что такое. И что, никто при этом не проходил мимо?
— Проходили. Любопытствовали. Да ночи под зиму темные. А утром в Ладогу вошли, дотелепали с баржей нашей до глубины подходящей и легли на дно. Отлежались, а потом пошли в настоящий док.
— А разве есть такой?
— Конечно, есть. И неплохой. С той стороны до войны финны сидели. У них там чего только не было! После наши спецы опыты какие-то ставили. Радиация. Местные в тот угол не суются. Хотя рыба там знатная.
— А вы, стало быть, сунулись?
— А нам терять нечего. Мы в походах рентгенов поболе набрали. Так-то вот.
— И в док этот как прошли?
— Элементарно. В шхерах аккуратно пришлось идти. А после вошли в канал, там боксы с потолками высокими. Гидравлика по сей день работает. Там и встали на прикол. Получили зарплату, суточные, прогонные. Подписали контракты.
— То есть Охотовед с вами оформил сделку по трудоустройству?
— Именно так.
— А жили где?
— Жили на «НП» финском. Там комфорт и электричество.
— На берег сходили?
— Конечно. Нас Охотовед возил на катерке. Потом забирал.
— И что?
— А то, что на лодке или на «НП» лучше.
— Вот тут подпишите. Да прочтите прежде, что вы так.
— И что изменится, если не так?
— Вы мне кажетесь человеком разумным.
— А я и есть человек разумный. Правда, русской национальности.
— А вы думаете, это на разум влияет?
— Еще как влияет.
— Ну, хорошо. Отдыхайте.
— Теперь объясните, пожалуйста, что, действительно на лодке обучались какие-нибудь трудные подростки, или, скажем, взрослые люди, или другие?..
— Никто обучиться ничему не успел. Дела у Охотоведа шли не так быстро. А люди эти должны были из бомжей быть.
— То есть как из бомжей?
— Это была одна из ступеней возрождения духа. И я это поддерживаю.