Шрифт:
Новая должность
Вторая военная весна была в полном разгаре. Реки освободились от полой воды и вошли в свои берега. Солнце грело по-весеннему, земля покрывалась зеленым ковром, на деревьях распускалась листва.
Отгремели пушки в придонских степях и на волжской земле. Сталинградская битва закончилась великой победой советского народа, его Красной Армии. Войска Паулюса были окружены, а затем и ликвидированы. Территория донских степей и приволжских земель, недавно служившая ареной жестоких боев, оказалась сразу в глубоком тылу, война отодвинулась далеко на запад. Советские люди
В эти дни 1943 года наша 214-я стрелковая дивизия стояла в районе Масловки, под Воронежем, куда она была переброшена по железной дороге вскоре после победы на Волге. И хотя нас отделяло тогда пятисоткилометровое расстояние от мест недавних боев (в них дивизия участвовала непрерывно все 200 дней и ночей), ее воины находились еще под впечатлением блистательной победы.
В начале мая дивизия получила приказ передислоцироваться в район города Касторное, ближе к фронту. Дороги уже подсохли, но оживали они только по ночам. В полной тьме, лишь подсвечивая щелями подфарников, двигались в западном направлении тысячи автомашин, танки, артиллерия, минометы. Шли походным маршем пехотные колонны. К рассвету этот мощный поток рассредоточивался, растворяясь в лесах, оврагах и лощинах, и жизнь на дорогах опять замирала до ночи.
Военная тайна есть военная тайна — никого официально не информировали о конечной цели этого великого перемещения войск. Однако, как и год назад, когда перебрасывали нас из-под Тулы к Сталинграду, ветераны дивизии чуяли, куда дует военный ветер: Курская дуга! Там, в ее оперативной глубине, сосредоточивались резервы Ставки Верховного Главнокомандования — соединения Степного фронта. В том числе и наша дивизия. Мы получили конкретную боевую задачу — построить оборону вдоль восточного берега реки Кшень — и сразу принялись за дело.
Всем известно, что военный человек — будь то в мирное время или на войне — всегда кочевник. В его жизни города и гарнизоны мелькают, как полустанки. Но и у него есть неизменный дом и большая семья. Это воинский коллектив, в котором он служит.
214-ю дивизию мне довелось формировать, с нею я прошел через тяжелые бои на Дону и в Сталинграде, знал в лицо и по имени всех ветеранов, разыскивал их по госпиталям, помогал вернуться после излечения в родную воинскую семью.
Вот почему я был очень огорчен, когда в конце мая вдруг получил приказ сдать дивизию и отправиться к новому месту службы — в 4-ю гвардейскую армию. Всегда жаль оставлять людей, с которыми столько испытал, столько прошел.
Однако личные огорчения на службе — не в счет. Попрощался с дивизией, потом поехал прощаться с командующим 53-й. армией генерал-майором И. М. Манагаровым. Он сказал мне, что это перемещение с дивизии на дивизию временное, что меня выдвинули кандидатом на должность командира гвардейского корпуса.
С тем я и отправился к новому месту службы — в 80-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Штаб 4-й гвардейской армии, куда я сперва заехал, располагался близ города Лебедянь. В оперативном отношении район был выбран очень удачно. Отсюда армию можно было при необходимости быстро выдвинуть на любое из трех главных направлений — орловское, курское или белгородское.
Ни командующего, ни члена Военного совета в штабе не оказалось. Мне сказали, что они вернутся не
Проезжая через старинный город Лебедянь, вспомнил молодость. Здесь в 1920 году начинал я службу, сперва красноармейцем, потом курсантом полковой школы. Было все — и голод, и холод, и сыпной тиф, косивший красноармейцев. Но было и другое — воскресники под Красными знаменами, великое рвение к знаниям, стремление стать образованным командиром Красной Армии…
Работа моя в должности командира 80-й гвардейской дивизии и в самом деле была кратковременной — всего лишь месяц. За этот срок удалось провести тактические учения с боевой стрельбой во всех полках и батальонах.
Любой строевой командир знает, сколько хлопот приносят молодые солдаты, которые боятся звука выстрела. Вот боец лежит на огневом рубеже. Он хорошо усвоил теорию стрельбы: надо совместить прорезь прицела и мушку, затаить дыхание, плавно нажать спусковой крючок. Но только было приладился — справа грохнула винтовка соседа, он вздрогнул, мишень ушла в сторону.
Теперь представим себе того же бойца, когда над ним свистят и разрываются где-то впереди артиллерийские снаряды, когда танки, перекатываясь через его окоп, устремляются в атаку. В этом сплошном грохоте и реве он должен быть хладнокровным, уметь ориентироваться, вовремя выбирать цель для своей пули и штыка.
Ничто не приближает так солдата к фронтовой обстановке, как тактическое учение с боевой стрельбой. Мне не раз доводилось наблюдать в бою людей, которых предварительно «крестили» в тылу. Огромная разница по сравнению с теми, кто не прошел через такие учения.
80-я дивизия готовилась к боям, когда случай познакомил меня с некоторыми особенностями характера командующего армией генерал-лейтенанта Г. И. Кулика.
В дивизии оказалось много заслуженных воинов, не отмеченных никакими наградами. Например, у командира роты старшего лейтенанта Н. Н. Зарянова было шесть красных и желтых нашивок на груди. Шесть ранений, а награды — ни одной! Я приказал командирам и политработникам разобраться в каждом таком случае и, коли человек заслужил, представить его к награде. Узнав о моем распоряжении, генерал Кулик собрался поставить на заседании Военного совета вопрос о новом комдиве, якобы разбрасывающемся орденами. К счастью для меня, в газете «Красная звезда» появилась передовая статья, в которой отмечались недостатки в наградных делах, особенно в отношении воинов, убывших из частей по ранению. На другой же день мне сообщили из штаба армии, что генерал Кулик признал мои действия правильными.
Своевременное награждение воина — лучший вид поощрения за ратный труд. Во фронтовой обстановке формула «Никто не забыт и ничто не забыто» неоценимое подспорье в воспитательной работе. Замечу кстати, что старший лейтенант Зарянов, о котором шла речь, вскоре вновь отличился на днепровских рубежах и был удостоен звания Героя Советского Союза.
Только месяц спустя после прибытия в 4-ю гвардейскую армию я встретился с командармом. Дивизия совершала марш из-под Лебедяни в район Тулы. Подъезжая к переправе, я еще издали увидел на высоком берегу легковую машину и возле нее, в группе военных, крупного человека в генеральской форме. Это был генерал Кулик. Оказалось, он ждал меня. Разговор наш занял не более пяти минут.