Трудная ноша. Записки акушерки
Шрифт:
– А вы у нас?..
Я не сразу поняла, что сестра обращается ко мне. Она воззрилась на меня поверх своего длиннющего носа с подозрительным выражением и оглядела с ног до головы: мое незнакомое лицо, мой неприкрытый ужас, клоунский наряд и новые сабо со сверкающими белыми подошвами, которым только предстояло крещение радужными потоками крови и вод.
– Акушерка-практикантка, – просипела я. – Я тут на шесть недель.
– Меня никто не предупредил, что вы придете. Хотя, что удивительного. Какой год обучения?
– Первый, – сказала я.
Сестра болезненно поморщилась. Ответ был явно неверный. Она снова повернулась к доске, выискивая на ней пациентку, которой моя безнадежная неопытность не слишком
– Палата четыре, – решила она. – Рожавшая, один ребенок, тридцать восемь недель и шесть дней, спонтанные схватки, полное раскрытие…
«Так, ладно, с этим я, возможно, и справлюсь», – подумала я. – «Женщине, у которой уже есть ребенок, не хватает всего суток до полного срока, схватки уже прошли, и раскрытие полное, и все без лекарств и без вмешательств. Если повезет, она родит еще до того, как я доберусь до палаты». Пожалуй, попробую остаться.
– …и у нее генитальные бородавки.
Ну конечно! Вот оно. Сестра злорадно ухмыльнулась и обвела взглядом комнату, выискивая акушерку, которой предстояло, к несчастью, выступить в роли моего наставника. Ее глаза остановились на даме, пристроившейся возле дверей; если старшая сестра была нелепо высокой, то эта – такой же нелепо толстой, почти квадратной, со стрижкой каре, обрамлявшей не менее квадратное лицо, и мощными ручищами, покрытыми татуировками племени Маори. Улыбающаяся физиономия на ее бейдже резко контрастировала с кислым выражением, ставшим еще холодней, когда она поняла, что всю смену будет присматривать за мной.
– Филлис, – обратилась к ней старшая сестра. – Возьмите практикантку.
Филлис сделала выразительную паузу, оглядывая меня. Вздохнула, кивнула мне головой и пошагала по коридору к четвертой палате, не оглядываясь, чтобы проверить, следую я за ней или нет. Хотя искушение немедленно бежать было не менее настоятельным, чем приглушенные крики, доносившиеся из всех палат родильного отделения, какое-то глубоко укоренившееся чувство ответственности (или просто мазохизм) подтолкнуло меня вперед. Филлис коротко постучала в двери палаты. Потом обернулась ко мне с видом утомленного войной генерала, поднимающего на битву остатки своей пехоты, и сказала:
– Просто делай то, что я тебе скажу.
Мне пришлось поморгать, чтобы глаза привыкли к освещению в палате: там было темно, и только пятно света от смотровой лампы горячо полыхало в центре кровати. На ней стояла на четвереньках женщина, лицо которой полностью скрывала грива золотистых курчавых волос, свешивающихся вниз. Руками с побелевшими костяшками она крепко держалась за края, и на зеленые стерильные простыни, подложенные ей под колени, лилась густая струя соломенно-желтой жидкости. Акушерка из дневной смены, стоявшая рядом, посмотрела на нас с Филлис с выражением усталой признательности и поспешно стащила с рук перчатки. Я уже приготовилась выслушать устный отчет, которому нас учили: подробное описание состояния роженицы, здоровье до беременности, аллергии, ход схваток и план дальнейших действий. Вместо этого акушерка коротко бросила: «Дело идет», – и вышла из палаты. Я растерянно уставилась на Филлис, которая без вопросов приняла информацию, и тут до меня начало доходить, что настоящее акушерство слабо походит на теорию, которую мы проходили. Я оказалась желторотым новобранцем в армии амазонок, участвующих в сражении, правил которого я не знала.
Мы с Филлис стояли в ногах кровати и смотрели на роженицу – она опытным глазом, я же с желанием извиниться перед незнакомкой за то, что заглянула к ней в промежность еще до того, как увидела ее лицо.
– Надевай перчатки, – скомандовала Филлис.
Я недоуменно уставилась на нее.
– Вон там!
Она махнула рукой в сторону двери и поглядела на мои руки.
– Наверное, шесть с половиной.
«Перчатки, перчатки, перчатки», – повторяла
Филлис стояла там же, где я ее оставила, держа голову так близко к промежности женщины, что носом могла бы легко затолкать головку ребенка обратно внутрь. Массивный шлепок густой красной слизи упал на простыню у роженицы между колен, и Филлис положила руки в перчатках на небольшой участок макушки, быстро продвигавшейся вперед при каждой потуге. Присоединившись к Филлис у рабочего конца койки, я вдруг вспомнила, как смотрела видео про роды в классе у мистера Каца. Ощущение чуда было то же самое, но на этот раз все происходило здесь и сейчас: женское тело превратилось в мешанину цветных пятен, а в воздухе витал солоноватый, отдающий медью запах – то ли кровь, то ли море. Большая часть головки со светлыми волосиками, испачканными кровью и слизью, уже вышла наружу, и да, генитальные бородавки покрывали растянутые половые губы и росли изо всех складок промежности. Не так я представляла себе первые роды, на которых буду присутствовать как практикантка, но зрелище все равно казалось удивительным, и диким, и в то же время прекрасным – даже с бородавками.
– Положи руки на головку, – прошипела Филлис.
Я опомнилась и стала торопливо натягивать перчатки.
– На головку, – не скрывая раздражения, повторила она.
Я положила руки на самую макушку, аккуратно подгибая ее, как нас учили, и одновременно следя за натянутой кожей вокруг, выискивая наиболее тонкие участки, грозившие разрывом. Филлис наложила свои руки поверх моих, руководя мною и поправляя угол наклона. Женщина снова стала тужиться.
– Дышите спокойно, – обратилась к ней Филлис ласковым, подбадривающим голосом, весьма отличавшимся от того, который она использовала со мной.
– Теперь выдох, – сказала она, но потуги были слишком сильными, и роженица не могла их контролировать, так что головка ребенка выскользнула, и мы увидели зажмуренные глазки и надутые губы, выдувающие из слизи пузыри. В промежутке между потугами головка плавно повернулась в мою сторону, а тельце выполнило все внутренние движения, необходимые, чтобы пройти через материнский таз. Прямо как в учебнике! Идеально.
Ребенок открыл глаза и поглядел на меня недовольным, холодным взглядом. «Ты здесь», – словно говорил этот взгляд. – «Все происходит на самом деле».
Внезапно успокоившись я поняла, что, пусть и до ограниченных пределов, с учетом своей неопытности, все-таки знаю, что надо делать. Я переложила руки – одну младенцу под подбородок, а вторую на шею, – готовая провести головку и тело вниз и наружу с последней потугой, и тут, в точности как нам говорили, роженица вся задрожала и выдавила ребенка одним непрерывным мощным толчком: сначала переднее плечико, затем заднее, а потом все тело с крошечными ручками и ножками, разбросавшимися в стороны. Руками в перчатках я крепко держала его, а Филлис сжимала своими руками мои, и так, слаженным плавным движением, мы провели нового человечка в этот мир. Околоплодная жидкость вылилась нам на перчатки, пока мы проносили малыша, все еще присоединенного пуповиной, у матери между ног, помогая ей подняться на колени и прижать ребенка к груди. Женщина отбросила волосы с лица и в голос разрыдалась, так что ее всхлипы заглушили первый робкий детский крик.