Трудно быть хорошим
Шрифт:
Некоторые наши граждане считают Стену произведением искусства, а другие — мерзостью. Но подавляющий процент населения вообще Стену не видит — да, да, буквально. Соответственно никаких эмоций Стена у них не вызывает, и слово «Стена» в их речи вообще отсутствует. Часто пользуются выражением «по ту сторону», например (обращаясь к непослушному ребенку): «Если ты будешь себя так вести, я отправлю тебя по ту сторону». Я однажды спросил свою маму: «Куда на ту сторону? Куда?» — «Ты увидишь куда», — сказала мама, закатив мне оплеуху. Она тяжело задышала, и лицо у нее горело.
Тебе
Конечно, это лишь глупые сказки, которым никто из нас не верит. В своем районе мы уже искоренили всяческие суеверия. Стена — это и есть Стена, и (так мы считаем) сделана она из обыкновенного материала. Там нет никаких привидений, ее мощь никак не связана с трупами детей. Иногда глубокой ночью раздаются их слабые тонкие голоса. Где мы, какой этот год, что произошло… И все-таки нет, это никакие не голоса, это не привидения. Стена — это только (только!) стена.
Один из этих голосов — моего брата. Вы слышите его, спросил я у родителей, но они ничего не слышали. Только ветер, ветер и есть. Дождь, стучащий по крышам и в окна, сбегающий по оконному стеклу.
Я забиваюсь под одеяло в угол постели и лежу замерев. Затыкаю рот кулаком. Ветер, ветер со Стены, дождь, барабанящий по крыше всю ночь, его голос, его крик о помощи. Я вижу его, он ползет по колючей Стене, его приподнятое лицо блестит от крови, а около — кучка любопытных свидетелей. Они всегда тут — молчаливые свидетели — вдоль тянущейся на многие километры Стены.
Я засыпаю под утро, когда стих ветер. И снов я никаких не вижу.
Конечно, это просто совпадение, но из надежных источников стало известно, что следующий День Благоволения приходится на мое восемнадцатилетие. Иначе говоря, на последнее число нескончаемо длинного месяца августа.
Стена — беспредельна. Завораживающая, томящая, преисполненная красоты, и какой красоты! Вам не понять этого. Не понять, пока вы сами не окажетесь там, где я: согнувшись в три погибели в укромном месте в зарослях березняка за несколько километров до ближайшего жилья. Под ногами битое стекло, обломки досок, груды щебня, все, что осталось после Войны (которая произошла задолго до моего рождения и даже еще до того, как была построена Стена — это если верить тому, что говорят старики). Скрючившись, я подолгу сижу в своем убежище, не разгибаясь, глядя на Стену, вбирая взглядом ее серую однообразную стройность. Завораживающая и томящая, такая томящая и такая прекрасная эта наша Стена! — минуты, часы тянутся, не считаю, в спине боль, лоб в каплях пота. Ничего мне не нужно от Стены, мне достаточно ее видеть. Знать, что вот она, здесь. Что она существует. Что ни один человек не смеет пройти туда. Что там Запретная Зона, границы ее четко определены, и мы от нее защищены надежно. Как могли люди существовать в нашей стране, когда Стены не было? Когда они могли свободно идти в любую сторону, даже туда, куда запрещено. (Эта мысль не дает мне покоя. У меня начинает щипать в глазах, и слезы готовы политься на мои разгоряченные щеки. Свободно идти в любую сторону, какой ужас!)
Серый бетон. На мили. На года. На всю жизнь. Вечность. Как томительно. Повсюду спокойствие. Так прекрасно, что сердце мое обмирает. Пропитанные лучами полуденного
Об охранниках рассказывают всякие гадости.
— Стреляют они, не раздумывая, когда им только заблагорассудится. Могут оттого, что им лицо не понравится или походка. А могут и просто от скуки. Или слишком засиделись без дела.
— Они сами часто бывают перебежчиками (что само по себе логично. Ведь ни у кого нет такой возможности совершить побег, как у них. Им можно только позавидовать. Как и все в нашем районе, я их ненавижу).
— Они преданы Государству не больше, чем любой из нас. Однако именно им дана власть и сила — в руках автомат и место на сторожевой вышке.
Часами сижу, скрючившись в своем укрытии. Порой кажется, будто прошли годы. Теперь-то я уж точно не ребенок. И потому я жду.
Небо над Стеной то сизо-голубое, то подернуто серой рябистой пеленой. Порой идет дождь. Порой сияет солнце. Мне спокойно, когда я гляжу на Стену. На ее удивительное единообразие, на ее непостижимую мощь… А ведь в это время люди вокруг меняются: они стареют, теряют силы, становятся ненадежными… Здесь мне спокойнее. Если откуда-то доносится стрельба или лай собак, меня это не трогает. Ведь я не собираюсь бросаться туда, как другие. Я доволен своей жизнью по эту сторону.
Что собой представляет Запретная Зона, от которой необходимо охранять граждан моей страны?
Достоверно никто не знает, да это и невозможно знать, так как никто из тех, кому удалось перелезть через Стену, не возвращался, а те, кому это не удалось, убиты на месте! Однако существует несколько наиболее распространенных версий:
— Там, за Стеной, — райская жизнь, мужчины и женщины живут там «свободно». (Впрочем, и для них есть ограничения — а как же им не быть — поскольку существует Стена! Может быть, им даже хуже, чем нам, так как это они окружены нашей Стеной.)
— За Стеной живут опасные, пораженные болезнью, психически ненормальные люди. На первый взгляд они мало чем отличаются от нас, но это вырождающийся народ. Родственный народ. Но вырождающийся. В какой-то период истории (очевидно, еще при жизни некоторых, кто и сейчас здравствует) мы все были одной семьей, но затем народ, населяющий Запретную Зону, отпал от нас.
— По ту сторону Стены нет ничего, кроме кладбища: просто бросовая земля, куда свозят мертвых. Неприукрашенная правда о Стене состоит в том, что Стена защищает живых от мертвых. Утонченные умы дают более сложное толкование:
— Стена защищает нас от нашего собственного будущего.
— По ту сторону Стены — обыкновенный мир. В общем-то такой же мир, как наш, но в зеркальном отражении: там все наоборот. И никто из нас не смог бы выжить в том Зазеркалье.
Что я думаю об этом сам? Ничего не думаю. Для меня существует только Стена. Факт ее существования заслоняет все остальное в моем сознании. Стена существует, и потому через нее стараются перелезть, как через все другие стены, — в это вложен изощреннейший соблазн. Стена ставит вопрос: «Как долго ты выдержишь искушение?»