Трудно быть хорошим
Шрифт:
Дед верил, что его дочь Анна умерла в Каролине в 1862 году после второй битвы при водопаде Бычьи бега. [23] «Как солдат, — говорил он, — я не мог позволить, чтобы кто-то видел мои слезы».
Однажды, укладывая меня спать, мать сказала:
— Ты не должна верить всему, что говорит тебе Грант.
У него спутались все времена.
— Это оттого, что он был солдатом?
— Нет, не поэтому, — она нервно расправила складки на одеяле. — Твоя тетя умерла в двадцатых годах. От свинки.
23
Битва при водопаде Бычьи бега произошла в 1862 году и оказалась
— Откуда ты знаешь? — усомнилась я: в том нежном возрасте в простые объяснения не верилось, а верилось в самые невероятные, вроде того, что мой братик родился потому, что у мамы образовалась болезненная опухоль.
— Твой отец сказал мне. А теперь закрывай глаза и спи.
Мне тогда показалось, что мать нарушила некий закон взрослых, запрещающий родителям говорить какие-то вещи "при детях». В темноте я прислушалась к их разговору шепотом, который они вели в своей спальне, и поняла, что они обсуждали такое, о чем никогда бы не сказали мне. Отец, например, никогда не упоминал тети Анны, да и о родительской семье он говорил редко, как, впрочем, и о своем младшем брате Роберте. Я знала о дяде Роберте только то, что в 1940 году после вступления нашей страны в войну он пошел служить в армию.
Моему отцу не удавалось поступить на военную службу, из-за больных глаз его не брали ни в один род войск. Внешне отец выглядел вполне здоровым, оба его карих глаза, казалось, так и пожирали свет. Однако зрячим был только один глаз, поэтому отец был лишен периферийного зрения, а с ним — и восприятия глубины. И, как я тогда воображала, окружавший его мир был расплющенным, двухмерным, чем-то напоминающим египетские иероглифы. А может, пейзажи, виденные им, походили на рисованные кистью Мондриана. [24]
24
Мондриан, Пит — нидерландский художник первой половины XX века, создатель так называемого «неопластицизма» Умер в США в 1944 году.
Не имея возможности воевать, отец не собирался сидеть сложа руки, наблюдая, как дерутся другие. Когда он встретил мою мать в 1943-м, у него уже было свое дело — занимался перепродажей подержанных автомобилей.
У них не было настоящей семьи. «Мы бы вряд ли поступили правильно, если б поженились, когда шла война», — сказал отец однажды. А когда мы добились победы, отец решил, что время пришло — и вскоре родилась я. Вообще-хо я должна была быть мальчишкой; отец заполнил свидетельство о моем рождении загодя — в приемной больницы, где он нетерпеливо вышагивал, дожидаясь известия о моем появлении на свет. Впоследствии меня переименовали в честь матери.
Что касается дяди Роберта, то он женился на канадке, которую встретил в Трентоне перед тем, как его отправили морем на Европейский театр военных действий. Последнее письмо от него пришло в 1942-м, дядя Роберт поздравлял жену с рождением их первого мальчика. После этого писем от дяди не получали ни его жена, ни его родители, ни мой отец. Служебное расследование установило лишь то, что в октябре 1942-го дядя получил свое последнее жалованье. Больше никаких известий о нем не было, как не было и официального уведомления о том, что он убит, или дезертировал, или захвачен в плен. Помню его возвращение в 1953-м. Я не знала, где дядя провел все эти годы, не знал этого и мой отец. Я сочинила, что дядя Роберт стал шпионом или влюбился во француженку и остался жить в Париже. Пыталась представить, что чувствовала все это время его жена, моя тетя. Догадывалась ли она, что дядя все-таки вернется к ней?
Июльским
Они приехали повидать нас. Дядя Роберт все в той же армейской одежке, без единой медали или цветной нашивки на мрачном хаки, только желтая эмблема на плече: «Армия США».
Я совсем ничего не слышала о дяде и не знала его, но сразу же догадалась, о чем с ним надо говорить.
— Где же ты был? — как попугай повторяла я вопрос моих родителей. Он посадил меня на колени и ласково обнял за плечи.
— Все прошло, — сказал он. — А ты знаешь, что Воган — это прусская фамилия?
Я покачала головой.
— Сегодня самое лучшее для пруссаков — то, что Пруссии больше не существует, — добавил он.
Я согласно кивнула, хоть толком и не понимала значения сказанного.
— Запомни, — наставлял он, — ни за что не соглашайся выходить замуж за мужчину с немецкой фамилией.
— Но почему?
— А лучше вообще за иностранца не выходи. Китайцы и японцы, например, совок для мусора и женщину называют одним и тем же словом.
Дед был вне себя от раздражения, когда увидел дядю. Тем не менее говорил он с ним довольно сдержанно: «Я рад, что ты жив. Но ведь все остальные убиты, они попали в западню, дьявол вам всем в печенку! — старик угрюмо тряхнул головой. — Докладывай, что за донесение у тебя? А как с подкреплением? Ты его получил?»
Однажды утром они вдруг собрались и уехали, и я больше никогда не видела ни дядю, ни его семью. Мне потом объяснили, что дядя с тетей живут далеко. Мой отец и дядя Роберт разругались напрочь, и я полагаю, что виной тому был дедушка. А может быть, война. Мы никогда не встречались с ним после, и даже на Рождество открыток от них не было.
Отец продолжал интересоваться войной, для него она никогда не прекращалась. А мы с матерью и братом каждую весну и лето возделывали наш «сад Победы»: рыхлили землю, сажали деревья, выдергивали сорняки, наряжали пугало. А потом брат собирал с грядок и мыл овощи, после чего мы с мамой консервировали их. В конце пятидесятых мы перестали есть консервированные дома горох и фасоль. Вместо этого отец заставил нас хранить запас консервов в подвале вместе с 55-галлоновыми сосудами дистиллированной воды. В нашем квартале мы первыми обзавелись антиядерным бомбоубежищем, хотя мы с братом предпочли бы иметь бассейн.
В своем отделанном сосной кабинете отец устроил настоящий военный музей — здесь стеной стояли десятки книг о военных кампаниях, биографии генералов, воспоминания выживших участников сражений. Был здесь и шкаф, набитый журналами сороковых годов, с пожелтевшими, покоробленными, как собачьи уши, обложками. И когда случалось, что отец укладывал нас с братом спать, он приносил старые номера журнала "Лайф», или «Сатердей ивнинг пост», а иногда «Кольерз». (Днем он обычно закрывал журналы на ключ.) «Одиннадцать лет назад, как раз в этот день союзнические войска…» — под его разъяснения мы, сидя на кровати, вглядывались в фотографии убитых, в снимки, запечатлевшие взрывы бомб, пылающие корабли. Он показывал нам фото, сделанные в Африке и на Алеутах, фотографии сожженных городов на Сицилии и в Японии. Он научил нас по буквам и цифрам различать самолеты и корабли. Брат был просто влюблен в технику — в «зеленых драконов», [25] в танки «аллигатор», в амфибии «утка». «Нельзя понять, что такое мир, по-настоящему не осознав природы войны, — учил отец. — Если за людьми не присматривать, они просто погубят себя».
25
«Зеленые драконы» — артиллерийские тягачи.