Трудно быть вором

Макеев Алексей Викторович

Координатор не был обрадован таким поворотом разговора, но после некоторого нажима все-таки согласился сопровождать Гурова. Вместе с ним Гуров заскочил в главк, взял для компании Крячко, и они втроем поехали на базу, которая, как объяснил Зверев, располагалась на месте бывшего пионерлагеря. Тут он не удержался и принялся со вкусом расписывать те места, сосновый бор, речку и прочие красоты. Выяснилось, что некогда ему самому довелось проводить там пионерское лето.

Гурова красоты природы и воспоминания не интересовали. Поняв, что Зверева постоянно нужно направлять в деловое русло, он еще раз попытался выяснить, что представляет собой организация Союз Правых и не собирается ли она бороться

за власть.

– Мы таких целей не ставим, – важно ответил Зверев. – Во всяком случае, пока. Может быть, в отдаленном будущем… Главная наша задача на сегодняшний день – формирование общественного мнения. Народ должен сказать свое слово!

– И что же это за слово?

– Слово «нет», – объяснил Зверев. – Нет грабительским реформам, нет падению уровня жизни, нет распаду великой страны, ну, и так далее… Эти тезисы не вызывают сомнений, поэтому наша общественная организация носит такое имя – Союз Правых.

Из дальнейших объяснений постепенно стало ясно, что главная задача организации на сегодняшний день – это привлечение в свои ряды состоятельных граждан, сбор пожертвований и формирование специального денежного фонда, который будет использоваться на благие дела.

– У нас много сторонников во всех слоях общества, – с гордостью объявил Зверев. – Депутаты, деятели искусства, ученые… Нам симпатизировал, например, такой известный человек, как академик Звонарев. Слышали, наверное, о его безвременной кончине? Большая потеря для всех нас и для страны тоже.

– Вот как? Академик Звонарев был членом вашего Союза? – удивился Гуров.

– Почетным! – подтвердил Зверев. – Правда, наведывался он к нам редко и афишировать свое участие не позволял – редкой скромности был человек, – но суммы в кассу перечислял регулярно. Правда, в последние полгода он как будто бы охладел к Союзу, – с сожалением добавил Зверев. – Почти не заглядывал и даже денег не перечислял. Теперь я думаю, что причиной этому была болезнь.

– Это очень интересно, то, что вы сказали, – сразу оживился Гуров. – А с кем Звонарев был особенно близок в вашей организации? С кем он больше всего общался?

– С нашим руководителем, с Павлом Сергеевичем Бураковым, с отставными военными – у нас их много, с адмиралом Стеклянниковым…

– А с Водянкиным он был знаком?

– Думаю, да. То есть не знаю, насколько это было тесное знакомство, но они знали друг друга, даже общались иногда, я сам был свидетелем. А почему вы об этом спрашиваете?

– Работа у меня такая – вопросы задавать, – объяснил Гуров и тут же поинтересовался: – Дочь академика Звонарева тоже вам симпатизировала?

– Точно не скажу, но вряд ли, – ответил Зверев. – По-моему, академик как-то даже жаловался, что дочь не одобряет его взглядов. Особенно в плане его благотворительной деятельности. Считает это бездумным расточительством. Она ведь у него в каком-то престижном бизнесе задействована. Деньги на первом месте!

– А у вас они на каком? – вдруг мрачно спросил с заднего сиденья Крячко. – По-моему, это ваше основное и единственное занятие – стричь доверчивых граждан, обещая им счастливое возвращение в прошлое. Во всяком случае, я так понял.

– Вы преувеличиваете, – мягко сказал Зверев. – Хотя, к сожалению, в нашем сегодняшнем мире деньги действительно играют гипертрофированно большую роль. А наша цель – сделать так, чтобы деньги заняли положенное им место.

– Ну да, в вашей кассе, – язвительно заметил Крячко. – Дело известное!

После поездки в Тверь полковник Крячко ходил с перебинтованной головой, потому что в доме Копалова ему крепко досталось кастетом. Настолько крепко, что врачи настаивали на немедленной госпитализации. Крячко от госпитализации наотрез отказался, но характер у него с того

дня здорово испортился. Он стал меньше шутить и мечтал лишь о том, чтобы поскорее добраться до того наглеца, который угостил его кастетом. К этому человеку полковник Крячко испытывал самую глубокую ненависть, какую он только испытывал в своей жизни. Из-за него Крячко в самый нужный момент оказался выключенным из событий и оставил Гурова один на один с бандитами. Важный свидетель был уже у них в руках, но из-за нерасторопности Крячко и свидетель, и банда сумели смыться. Этого Крячко не мог простить ни себе, ни своему обидчику. Он утверждал, что запомнил этого человека даже в темноте.

– Я по запаху его найду! – с угрозой утверждал он. – Носом учую!

Гуров вначале пытался его успокоить, заметив, что так вышло гораздо лучше, потому что, если бы они оба остались на ногах, их, скорее всего, просто убили бы. Утверждение было близко к истине, но Крячко это не утешило. Око за око – только такой вариант мог вернуть ему душевное равновесие.

Он и на Зверева нападал по той же самой причине, хотя Зверев был совсем не похож на ловкача, который может играючи раскроить кастетом череп. Да и к манипуляциям с кассой, если даже таковые случались, он вряд ли имел прямое отношение. По мнению Гурова, это был самый обыкновенный говорун-зазывала, которых держат с единственной целью – привлекать публику и напускать туману. Гораздо важнее был тот факт, что теперь в одной точке сошлись три до сих пор не связанные между собой линии – Звонарев, Шульгин, Водянкин. Причем последний сейчас был самой важной фигурой, поскольку Шульгин находился в бегах, а Звонарев уже закончил земное существование и ничего прояснить на свой счет не мог.

Зато неожиданное свидетельство Зверева о пожертвованиях, которые делал академик Союзу Правых, очень заинтересовало Гурова. «Значит, все-таки деньги, – думал он. – И, видимо, не такие уж маленькие. И ведь не один Звонарев подпитывал этих мошенников. А потом, видимо, раскусил и прекратил финансирование. А они его за это… Нет, вряд ли! Мошенники настойчивы, но на убийство решаются редко. Это не их профиль. Тем более дочь академика подняла бы в таком случае шум на всю Европу. Она же, наоборот, как сквозь землю провалилась. И этот поджог дома, и погоня за Гусевым, охота за Шульгиным, за Темирханом. За теми людьми, которые могли быть свидетелями последних минут академика. Слишком целеустремленно и рискованно. Значит, опять деньги, но не те деньги, которые академик жертвовал Союзу, а те, которые к пожертвованиям не имели никакого отношения. Располагал ли академик такими деньгами? Пока никаких свидетельств тому не имеется. К тому же недвижимость сгорела. Нет, непонятно!»

– Много у Водянкина подчиненных? – поинтересовался Гуров у Зверева.

– Мы не такая уж богатая организация, – ответил тот. – Больших штатов позволить себе не можем. Шесть человек, включая его самого.

– Так чем же эти шесть человек заняты?

– Это не так просто объяснить, – наморщил лоб Зверев. – У них своя специфика. Да вы у него самого и спросите. Мы ведь практически приехали. Вы сейчас направо сворачивайте.

Они въехали на узкую дорогу, которая петляла между высокими густыми соснами. Дорога привела их к обнесенному проволочной сеткой участку, на котором располагалось несколько промокших деревянных бараков, полоса препятствий, баскетбольная площадка, а по периметру – гаревая беговая дорожка. Возле ворот стояла безглазая деревянная будка, несколько напоминающая своим видом общественный туалет. Возможно, из-за плохой погоды лагерь производил впечатление полнейшего запустения и заброшенности. Единственным признаком жизни был стоящий на территории автомобиль «УАЗ» защитного цвета, но в кабине никого не было.