Трудные дети

Молчанова Людмила

Парень устало потер лицо, прикрывая глаза ладонью.

— Это Саша.

— Саша? Ты где ее взял? Ты ее вообще видел?

— И не раз, - невесело усмехнулся Марат.
– Она здесь не один месяц уже.

Что еще случилось за те полгода, пока меня не было? Я села, вцепившись двумя руками в табуретку, и приготовилась слушать.

Я слушала и не могла представить то, о чем спокойно рассказывал Марат. Он делал чай и спокойно рассказывал, как эта девочка своровала у него вещи, как он ее поймал и притащил домой. Зачем? Хотя после этого мысленного вопроса передо мной

как видение вставала эта девочка. Саша. И я смутно понимала, что Марат не мог ее оставить там, бессознательную и вот такую…прозрачную.

— Не отдавай ее в милицию, - попросила я.

Марат дико вылупился.

— И не собирался. Я ей пообещал, что в милицию не сдам.

— А детдом? Она из детдома?

— Вообще не из Москвы, как я понял, - передо мной поставили чашку с чаем и блюдце с печеньем.
– А если и была в детдоме, то очень давно и мне ничего не рассказала.

— А как ее зовут? Что-нибудь еще известно?
– не унималась я.

Этот ребенок дикий. И хотя у меня сердце кровью обливается, стоит вспомнить матовые черные глаза, лишенные эмоций, в первую очередь нужно думать о Марате. Эта девочка…неизвестно, как она росла, где, с кем. Она может быть больной, бешеной, наркоманкой…Я не знаю. Я не сталкивалась с такими детьми. Но кто может гарантировать, что она не причинит вред Марату?

— Ее зовут Саша. И как она сказала, ей четырнадцать.

— А остальное?..

— Ничего, - отрицательно качнул головой парень.
– Только это.

Не густо, прямо скажем. Но эта Саша не выглядит на четырнадцать.

— Что ты с ней будешь делать?

Он помрачнел и насупился.

— О чем ты? Я не могу ее на улицу вышвырнуть. Ты же видела.

— А если ее в детдом определить? У нас же есть в Москве детдомы. Хорошие. Пойми, Марат, - я удержала его руку в своей, - я за тебя боюсь. А что если она на тебя кинется? Нападет?

— Не нападет.

— Откуда ты знаешь?

— Я с ней живу четыре месяца. И как видишь, пока жив.

Он смеется, а это все серьезно. И даже очень. Это ребенок. Дикий, нелюдимый. Несчастный. В конце концов, она человек, а не зверь.

— Она все время дома сидит?

— Да.

— А твоя учеба?

— Она сидит дома одна.

— И не убегает?
– мне не верилось, что она по доброй воле остается здесь. И терпеливо дожидается Марата, к тому же. Парень кивнул.
– Не знаю. Я все равно боюсь.

— Она тебя не тронет.

Я почти рассмеялась.

— Ты говоришь о ней, как о животном.

Марат отвернулся, избегая немого вопроса. Что ж…

— Ты оставишь ее у себя?
– он кивнул.
– И не передумаешь?

— Нет.

— А если она наркоманка?

— Руки чистые.

— Ты проверил?

— С самого начала.

Я только приехала, а уже устала. Не так я представляла себе приезд на родину. Но в одном я с Маратом сходилась - ее нельзя выкидывать на улицу. У меня не поднимется рука ее выгнать. Только если она убежит сама…

— Почему она такая худая?
– снова задала я вопрос. Выглядела девочка, действительно, не важно.
– Ты ее кормишь?

Марат недовольно дернул бровью.

— Конечно.

Она не поправляется.

— К врачу ей надо, - вздохнула я.
– К нормально врачу, который ее обследует. Неизвестно, что она нахватала на улице и в каком состоянии у нее организм.

— Документы, Ксюш. У нее нет документов. Нас не примут ни в одной поликлинике.

— У отца была знакомая. Заведующая в диагностическом центре. Я его попрошу. Он договориться.

Марат был расслабленным. Усталым, но расслабленным. А сейчас неуловимо изменился. Где-то под ним как будто всколыхнулось что-то, мелькнуло такое странное. Таким он бывал редко, как будто находился где-то далеко. Передо мной словно вставал другой Марат, бескомпромиссно-решительный. И спорить с ним в такие моменты было самому себе дороже.

— Не говори о ней никому. И родителям тоже.

Не вопрос, и даже не просьба. По тону напоминает приказ. Хотя Марат тут же преподносит слабую улыбку, которая смягчает впечатление.

— Ладно. А что мне ему сказать по поводу врача?

— Скажи, что у тебя подруге нужно показаться. Срочно.

— Ты думаешь, пройдет?
– скептически хмыкнула я. Папа сразу заметит, если я начну юлить.

— Пройдет.

Ладно, так и поступим. Я еще раз нерешительно посмотрела на дверь, за которой скрывалась эта девочка. Мне было страшно выходить к ней одной, снова смотреть на неподвижную фигуру и немигающий взгляд. И чувствовать ее пристальное внимание на себе.

Марат подошел ко мне, заставил подняться и бережно обнял, закрывая широкой спиной от всего мира. С ним я была в безопасности, неважно, какая опасность стояла на пути.

— Не бойся, Ксюш, - он отбросил мои длинные пряди за спину и заботливо поцеловал в нос, щеки, лоб. Та нежность, с которой он ко мне относился…Зная, что рядом со мной всегда будет Марат, я могла перестать бояться. И эта неподвижная девочка казалась теперь не такой уж страшной, как пару минут назад.
– Все хорошо.

— Будь рядом, - взмолилась я.

— Буду.

Мы вместе вышли в зал - Марат позади меня. Я сразу закопошилась в сумках, краем глаза наблюдая за девочкой. С того момента как мы ушли, она не пошевелилась. Поза та же, что и двадцать минут назад. За моими движениями она не следила, но мне казалось, что она держит меня на поводке своего внимания. По коже прошел холодок, руки у меня слегка подрагивали, а пакеты посыпались из рук. Что эта Саша добивается? Почему она так себя ведет?

— Давай помогу, - парень забрал шуршащие пакеты из моих ослабевших рук, отложил их в сторону и переставил чемоданы и сумки так, чтобы мне было удобнее.
– Что сделать?

— Вот, - я показала на красный и синий чемоданы, - здесь подарки. Тебе, Антонине Семеновне…Сам разберешь?

— Конечно, - заверил Марат, убирая вещи в сторону.
– Ты домой?

Нервно дотронулась до волос и облизнула губы. Я хотела остаться сегодня с Маратом. И всю неделю, которую должна была прожить в Чехии, провести с ним. Но обстоятельства всегда сильнее. Тогда я не знала, что все только начинается. Что перемены будут дальше, а сейчас - только цветочки.