Трудный ребенок
Шрифт:
В итоге решила ничего никому не говорить. Раз начала дело, нужно довести до конца – все равно разгребать потом мне. И нести наказание перед атли. Влад, конечно, разочаруется, но наши отношения сложно назвать безоблачными. Переживу.
Дни тянулись мучительно долго. Каждую секунду я ждала знака, события, которое обозначит, что сделка с Таном действительно состоялась. Прошло несколько недель, а от Чернокнижника не было вестей. Никаких. В конце концов, я начала думать, что мне все приснилось.
И перестала
Когда Кира спала, брала книгу и ускользала на задний двор, туда, где был похоронен Глеб. Расстилала на землю плед и читала вслух – все, от детских сказок до Ремарка, каждый день методично поддерживая память о друге. Говорила себе: пока я помню, он жив.
Хотя это ложь. Воспоминания – вовсе не человек. Их нельзя обнять, почувствовать тепло. Они не позвонят по телефону, не выскажут мнение, не дадут совет. Воспоминания – осколки, застывшие в янтаре. Они не меняются, всегда остаются прежними.
Я закрыла книгу. Смеркалось, и читать стало невозможно. Буквы расплылись – то ли от сумерек, то ли от внезапно накативших слез бессилия. Они приходили редко, но когда это случалось, ощущение беспомощности и неотвратимости не отпускало неделями.
– Ты много времени проводишь в прошлом, Полина.
Я вздрогнула, подняла глаза.
– Не помешал?
Влад выглядел странно по-домашнему – одетый в джинсы и майку, со слегка взъерошенными волосами, казался невероятно близким и земным. Как раньше. Странно, что я еще помню это время. Кажется, это было сто лет назад, а иногда – что совсем недавно.
Я пожала плечами и отвела взгляд. Почему-то подумала, что после прихода Рихара мы никогда не разговаривали вот так, с глазу на глаз. И снова вспомнилась сделка...
Он присел рядом, прямо на застеленную пледом траву. Скрестил ноги по-турецки, посмотрел вперед. И мне снова стало хорошо. Нет, не то чтобы совсем отпустило, но полегчало.
Проклятие – странная штука... Наверное, пора начать извлекать из него пользу.
– Тебе совсем не жаль? – вырвалось у меня. Я пожалела тут же – откровенничать с Владом не хотелось, а этот вопрос уже был довольно откровенным.
– Как ты можешь так говорить?! – возмутился он. – Конечно, жаль! Ты забыла, тут лежит и моя сестра.
– Просто ты такой... спокойный. Уверенный. Словно ничего не было. А я...
Дыхание перехватило, глаза защипало от вновь подступивших слез. Здесь рядом с ним все ощущения стали острее, насыщеннее. Чувство потери мерцало черно-коричневым, рождало панику.
Теплая рука скользнула по плечу, расслабляя, делая меня мягкой, податливой.
– Не надо... – Я напряглась и отодвинулась. Неожиданная близость испугала и взволновала. Повторения прошлого не хотелось. Пусть лучше все остается так, как сейчас: прохладно и отстраненно. Так я хотя бы что-то контролирую.
– Нужно жить дальше. Ради тех, кто остался, – тихо
Я пожала плечами.
– Мне все равно. Алишер никогда не заменит тех, кто лежит здесь, – сказала безразлично.
– Он с нами не затем, чтобы заменить их. Нам нужно защитить тех, кто остался.
Я кивнула.
– Хорошо.
Зачем он говорит мне все это? Объясняет, разжевывает. Пришел сюда, сидит рядом, словно мы близки. Словно я могу что-то решать.
А ведь я могу...
Понимание этого полоснуло по сознанию острой мыслью, в груди комком зашевелилась совесть. Нет, нельзя раскисать и отступать! Мы даже не друзья, и я имею право поступать, как считаю нужным.
Но где же Тан? Чего ждет? Почему медлит? Заставляет меня мучиться сомнениями... Нечестно!
– Я нашел двух защитниц в Питере. Завтра мы с Алишером отправляемся в Лондон, а потом за ними. Твоя виза готова, кстати, можно забрать. Поедешь со мной?
– Я? – От удивления все слова растерялись, даже напряжение исчезло.
– Да. Почему бы нет?
– Возьми с собой Лару – она обрадуется, – буркнула я и отвернулась. – Не думаю, что нам с тобой стоит куда-то ездить... вместе.
Он помолчал немного, вздохнул. Я подумала, что это ужасно несправедливо – что все у меня вот так. Рядом с Владом было спокойно и легко, но признавать это совершенно не хотелось. И стало обидно – до жгучих слез, ведь приходилось идти против собственных желаний.
– Ты мне не чужая, – произнес он очень тихо.
Нет-нет, не разговаривай так со мной! А мне слушать не нужно. Вставай и уходи, Полина. Останешься – будешь плакать.
– Я – атли, – ответила я охрипшим голосом. – А еще большая проблема для тебя.
– Вовсе нет. Мы со всем справимся. Понимаю, тебе трудно понять и принять. – Он помолчал немного. – Когда-нибудь ты сможешь решать сама. Сможешь уйти, если захочешь.
– Я никогда не смогу уйти. И ты это знаешь. Я не брошу дочь!
Он взял меня за руку, несильно сжал, и впервые показалось, что это нужно ему самому. Словно он не играл – именно тогда, на мгновение стал самим собой. Наверняка, ложное ощущение. Интересно, был ли он со мной когда-нибудь настоящим? Просто Владом? Вряд ли.
Печально, что я даже не знаю, какой он. Не в мелочах, которые невозможно не заметить, живя с человеком в одном доме и видя его каждый день, а в целом, глобально. Плохо, что я не психолог и не могу определить, что у человека на душе по его повадками и привычкам. Удалось бы избежать многих проблем...
– Существует как минимум два способа уйти, Полина. И как минимум один – альтернатива отречению. – Он говорил очень серьезно и смотрел в глаза. – Ты этого хочешь?
Я покачала головой.