Трудовые будни барышни-попаданки 5
Шрифт:
Художников искать не пришлось. За семь лет крупномасштабной помещичьей жизни мне удалось выявить не меньше двадцати талантов. Все молодые люди посещают рисовальные классы Академии художеств — самого человечного вуза империи, где можно упражняться юношеству всех сословий, даже крепостным. Как правило, такие художники стараются избавиться от неволи, но мои не спешат. Как тот кот из мультика про попугая: нас и здесь неплохо кормят!
Я вспомнила смешную фразу и сделала карандашом пометку в маленьком блокнотике, который всегда носила с собой. Сказка про заморскую птичку и нашенский скотный двор с котом отлично зайдет детям.
Кстати, за эти годы от меня на волю ушли человек двадцать — тридцать крепостных. Учитывая, что за мной числилось пять тысяч душ, как говорят социологи, в пределах статистической погрешности. И это при том, что я никогда не требовала за вольную неподъемных денег. Еще и совет дельный старалась дать напоследок. И предупреждала: если беда какая, обращайтесь, одна голова хорошо, а две лучше. Наверное, благодаря этому все мои вольные до сих пор трудились хоть и отдельно от меня, но неподалеку. И никогда не брезговали моими заказами или поручениями.
Из тех, что остались, треть крепостных находилась на годовом оброке. То есть кондитеры, парикмахеры, работники на моих производствах, но по нынешним законам и обычаю я могла любого опять сделать дворовым, отправить на конюшню чистить денники, а если возропщут, то послать на конюшню в ином смысле слова.
Почему же не идут на волю? Народ сообразительный: станешь свободным — и будешь вместо строгой, но доброй, справедливой и, главное, терпеливой барыни иметь дело с городовыми и мелкими чиновниками. За которыми обругать, очистить карманы, а иной раз и высечь дело не станет. Ну а скажет кондитер: «Я человек Эммы Марковны» — и смотрит на него алчный канцелярист как волк на тигренка — вроде по зубам, а вдруг мамочка выскочит? Чинуши меня знали все и везде.
Потому люди и оставались. Из всех потерь, пожалуй, самой грустной стало расставание с кормилицей Лушей и Степой — молочным братом Лизоньки. Но это отдельная история.
Глава 2
Да, насчет настолок. Потрудиться пришлось и художникам, и мне с Мишей, чтобы иллюстрации были и образны, и функциональны. Зато сделали несколько игр. Восстановили прежнюю — путешествие Марко Поло в Китай, а также создали поиски страны Эльдорадо и поход Александра Македонского в Индию. Лизонька оказалась особой поклонницей именно этой игры о том, как эллины, правда сами недавно покоренные Македонией, покорили Восток.
Последовательность реакций взрослых гостей была примерно такой же, как и три года назад в московских гостиных: скептицизм, интерес, азарт.
— Ваш караван в зыбучих песках, соблаговолите пропустить ход!
— За пленение царя Дария на три клетки вперед пройти полагается или на две?
— На карточке написано: «Искупался в реке с пираньями». Это ход пропустить или из игры выбыть? Да, и соизвольте объяснить: пираньи — это род речных русалок?
Из-за настолок Николай Палыч с сыном даже повторили визит. Что же касается самой игры, она была выпущена тиражом в триста экземпляров, а после визита
Кстати, я столкнулась с тем, что кое-кто из игроков пожалел — сопроводительный текст не на французском. Ничего удивительного: барыни знают русский, чтобы объясниться с «ля горничная», еще лучше знают генералы — им общаться с солдатами. Но это устно. А пишут на французском. Потому еще одна головная боль: выпустить «французские» тиражи, для России и заграницы. Но тут мы поступили хитро: те французские копии, что для России, выпустили с русским подстрочником. Причем русские буквы сделали самую малость крупнее и жирнее латиницы. Даже если барышни и прочие чтецы-игроки и не хотят учить родной язык, а запомнят и как читается, и как пишется.
Были и другие типографские новинки-подарки: книжки с объемными картинками. И один подарок специально для Сашкиного тезки: игрушечная железная дорога. Конечно же, с заводным локомотивом, достаточно мощным для всего маршрута.
На продажу объемные книги пошли пока малыми партиями, ибо стоила каждая весьма дорого. Фигурные штампы-вырубки только разрабатывались несколькими умельцами, там пришлось подключать не столько художников, сколько ремесленников и мастеров. А пока все объемное богатство приходилось вырезать вручную. Ну и цена соответствовала. А потом еще и расти начала.
Потому как эксклюзивность и малочисленность таких книжечек сыграли роль лучшей рекламы. У царя есть, стоит дорого, мало кому доступно — предмет роскоши и вожделения многих. В очередь на год вперед записывались князья, высшие государственные чиновники да генералы. Якобы для детишек, а на самом деле книга сразу ставилась в шкаф и доставалась взрослыми по большим праздникам, на зависть менее богатым и удачливым гостям.
Я еще пометку себе сделала: некоторые издания намеренно выпускать небольшим тиражом. И закладывать штук двадцать — тридцать на хранение. В будущем такая книга будет стоить по весу золотом. Как коллекционный экземпляр. И очень дорогой, статусный подарок, если кого-то высокопоставленного надо на свою сторону склонить.
Подаренная будущему цесаревичу железная дорога была уменьшенной копией той, что стрекотала в одной из гостиных. На нее, с мостами, переездами, семафорами, приходили любоваться все. Все же картинки и даже короткое путешествие по узкоколейке общей наглядной картины не заменят. Николай Палыч отнесся к ней не просто с интересом, а придирчиво: присаживался, разглядывал игрушечную насыпь, расспрашивал Мишу о ее высоте, не зальет ли в половодье и так далее. Пожалуй, этого будущего царя можно соблазнить не столько волшебством паровой машины, сколько самим строительством дороги.
И все же я видела, что санки и настолки, цветные книжки и модели увлекали гостей, погружали в азарт, но не могли заменить привычную им светскую среду обитания — интриги. То и дело возникали разговоры о могуществе Аракчеева и безграничной любви к нему государя, о том, что архимандрит Фотий недавно окончательно одолел министра Голицына и к чему это может привести.
Кстати, по сведениям, добытым Мишей, именно окружение Фотия генерировало слухи о душепагубности моих паровых нововведений. Пожалуй, с этим следует разобраться. И понять, почему если к Голицыну высший свет относится с полупрезрением, то Фотия побаивается.