Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин
Шрифт:
– Но ведь он может попросту вывезти всю вашу мебель, причем довольно скоро.
Мое беспокойство, кажется, доставило Артуру некое изысканное удовольствие. Он с преувеличенным безразличием затянулся сигареткой:
– Да, кажется, речь шла о следующем понедельнике.
– Жуть какая! Неужели ничего нельзя сделать?
– Ну конечно же, что-нибудь сделать можно. Что-нибудь мы непременно сделаем. Мне придется нанести очередной визит моему шотландскому другу, мистеру Исааксу. Мистер Исаакс уверяет меня, что происходит из старинного шотландского рода, из инвернесских Исааксов. В первый раз,
– Но Артур, если вы пойдете к ростовщику, вы только усугубите свое положение. И давно это тянется? Мне всегда казалось, что вы человек довольно состоятельный.
Артур рассмеялся:
– Будем надеяться, что мои богатства лежат хотя бы в области духа… Дорогой мой мальчик, пожалуйста, не берите в голову. Я прожил своим умом вот уже тридцать лет и собираюсь продолжать в том же духе до тех пор, пока меня не призовут туда, где меня встретит – боюсь, не слишком ласково – компания моих весьма респектабельных пращуров.
Прежде чем я успел задать очередной вопрос, из кухни вернулись Анни и Отто. Артур сердечнейшим образом их поприветствовал, и вскоре Анни уже сидела у него на коленях, шлепками и укусами пресекая довольно робкие авансы с его стороны, тогда как Отто, сняв пиджак и закатав рукава, с головой ушел в починку граммофона. В этой идиллической картине из семейной жизни я почувствовал себя лишним и вскоре откланялся.
Отто, с ключом от парадной двери, спустился меня проводить. На прощание он с убийственно серьезным видом поднял сжатый кулак:
– Рот-Фронт.
– Рот-Фронт, – ответил я.
Глава шестая
Как-то утром, вскоре после описанных выше событий, ко мне в комнату, шаркая тапочками, вошла фройляйн Шрёдер – в страшной спешке, – чтобы сообщить мне, что по телефону со мной очень хочет поговорить Артур:
– Наверное, что-нибудь очень серьезное. Герр Норрис со мной сегодня даже не поздоровался, – последнее обстоятельство явно произвело на нее впечатление и, похоже, всерьез ее задело.
– Алло, Артур? Что стряслось?
– Мальчик мой, ради бога, только не задавайте мне сейчас никаких вопросов, – тон у него был нервически-раздражительный, и говорил он так быстро, что я едва успевал улавливать смысл сказанного. – Я этого просто не вынесу. Скажите мне одну только вещь: вы можете приехать ко мне прямо сейчас?
– Ну… видите ли, ко мне должен в десять прийти ученик.
– Вы можете отменить занятие?
– Это действительно настолько важно?
Артур коротко, но весьма раздраженно и даже с некоторой злостью простонал:
– Важно ли это? Дорогой Уильям, пожалуйста, постарайтесь напрячь воображение. Если бы это не было важно, стал бы я названивать вам в столь немыслимо ранний час? Единственное, чего я от вас хочу, так это прямого ответа: Да или Нет. Если вопрос в деньгах, то я с радостью заплачу вам вашу обычную таксу. Сколько вы берете за час?
– Заткнитесь, Артур, и не говорите глупостей. Если дело срочное, то конечно же я приеду. Буду у вас через двадцать минут.
Обе двери в квартиру Артура стояли раскрытыми настежь, и я вошел, не позвонив. Артур, по всей видимости, метался, как заполошная курица, из комнаты в комнату. В данный момент он задержался в гостиной: одевался перед выходом, нервически натягивая перчатки. Герман, стоя на коленях, с недовольным видом рылся в прихожей в шкафу. Шмидт с сигаретой в зубах, лениво привалившись к косяку, стоял у двери
– Ну наконец-то, Уильям, наконец-то! – воскликнул, увидев меня, Артур. – А я-то уж думал, вы никогда не придете. О господи, господи! Неужто уже так поздно? Да бог с ней, с этой серой шляпой. Пойдемте, Уильям, пора. Я все вам объясню по дороге.
Когда мы двинулись к выходу, Шмидт оделил нас неприятной саркастической улыбкой.
Мы с удобством устроились на империале омнибуса; Артур немного успокоился и стал говорить чуть более связно.
– Для начала, – он стал быстро-быстро рыться в карманах и извлек на свет божий сложенный листок бумаги, – прочтите, пожалуйста, вот это.
Я развернул бумажку. Это была Vorladung [20] из политической полиции. Герру Артуру Норрису надлежало явиться на Александерплац сегодня до часу дня. Что будет в случае его неявки, указано не было. Формулировка была официальной и прохладно-вежливой.
– Боже милостивый, Артур, – сказал я, – что все это значит? Во что вы еще успели ввязаться?
Сквозь явную тревогу и общую нервозность на лице у Артура проглянуло выражение этакой скромной гордости.
20
Повестка (нем.).
– Я льщу себя мыслью, что мои связи, – он понизил голос до полушепота и смерил быстрым взглядом сидящих неподалеку пассажиров, – с представителями третьего Интернационала все-таки дали свои плоды. Мне сообщили, что мои труды получили достаточно лестную оценку не где-нибудь, а в определенных московских кругах… Я, кажется, рассказывал вам о своей поездке в Париж – рассказывал? Да-да, конечно… Так вот, я должен был выполнить там некую скромную миссию. Я пообщался с рядом высокопоставленных персон и привез обратно кое-какие инструкции… Впрочем, сейчас это не важно. Как бы то ни было, складывается такое впечатление, что здешние власти информированы гораздо лучше, чем мы предполагали. Вот с чем я столкнулся. А вопрос, надо сказать, весьма деликатного свойства. И мне нужно быть чрезвычайно осторожным, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего.
– Может быть, вас даже пропустят по третьей степени. [21]
– Фу, Уильям, как вы можете говорить такие страшные вещи? Вы меня с ума сведете.
– Но Артур, это же будет… Я хотел сказать: а может быть, вам это придется по вкусу?
Артур хихикнул:
– Xa-xa. Ха-ха. Должен признать, Уильям, что даже в самый жуткий час ваше чувство юмора неизменно приходит мне на помощь… Ну что ж, если бы допрос вела фройляйн Анни или какая-нибудь другая столь же очаровательная юная леди, я, глядишь, и прошел бы через него с – э – так сказать, основательно смешанным чувством. Н-да. – Он беспокойным движением поскреб подбородок. – Мне будет совершенно необходима ваша моральная поддержка. Вы должны пойти со мной и подставить, так сказать, дружеское плечо. А если это, – он нервически оглянулся через плечо, – свидание закончится для меня плачевно, я бы попросил вас сходить к Байеру и рассказать ему, как было дело.
21
То есть через допрос с применением пыток.