Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин
Шрифт:
– Бо-оже! – Хелен запрокинула голову и неприятнейшим образом расхохоталась. – Меня никто не называл юной леди с тех самых пор, как я по воскресеньям после обеда помогала матушке по магазину.
– А давно вы – э-э – в этом городе? – быстро спросил ее Артур. Смутно отдавая себе отчет в том, что совершил какой-то промах, он решил, что должен поменять тему. Я заметил взгляд, которым подарила его Хелен, и понял, что все кончено.
– Хочешь совет? – спросила меня Хелен Пратт в следующий раз, как мы с ней увиделись. – Я бы на твоем месте не доверяла этому типу ни вот настолько.
– А я и не доверяю, – ответил я.
– Ну да, а то я тебя не знаю. Ты же как все
– Неоднократно.
– Бр-р, гадость какая. Меня просто с души воротило каждый раз, как гляну. Гадкий такой и вялый, как у жабы.
– Ну, – рассмеялся я, – может быть, у меня к жабам слабость.
Неудача меня не слишком обескуражила, и я решил испробовать Артура на Фрице Венделе. Фриц был германо-американец, этакий молодой повеса, проводивший все свободное время в дансингах и за бриджем. У него была необычайная страсть к обществу художников и писателей, и он приобрел в их глазах некоторый вес благодаря тому, что стал работать на модного торговца живописью. Галерейщик ничего ему не платил, но Фриц, будучи человеком богатым, вполне мог позволить себе такое хобби. Его любовь к сплетням могла сравниться только с его же собственным умением разыскивать для них материал, и при других обстоятельствах из него вышел бы первоклассный частный сыщик.
Фриц пригласил нас обоих к себе домой на чашку чая. Они с Артуром поговорили о Нью-Йорке, о живописи импрессионистов и о неопубликованных текстах людей, близких к Уайльду. Артур блистал остроумием и оказался человеком необычайно информированным. Черный глаз Фрица блестел всякий раз, как он отмечал для себя очередную эпиграмму – глядишь, пригодится, – а я не мог сдержать улыбки, довольной и гордой, ибо чувствовал личную ответственность за успех этой встречи. Мне по-детски хотелось, чтобы Артур понравился, произвел впечатление; может быть, оттого, что и сам я, в свою очередь, нуждался в каких-то окончательных для себя доказательствах.
Мы распрощались, пообещав друг другу непременно свидеться в самом ближайшем будущем. Через пару дней я случайно встретил Фрица на улице и по той радости, с которой он бросился мне навстречу, сразу понял, что он припас для меня какую-нибудь редкостную гадость. С четверть часа он весело трепался о бридже, о ночных клубах и о своем наиновейшем предмете страсти – известной в городе скульпторше; и при каждом воспоминании о том пикантном блюде, которое он оставил напоследок, его ехидная улыбка делалась все шире и шире. Наконец, он разродился:
– Кстати, ты давно видел своего приятеля, Норриса?
– Да не так чтобы очень, – ответил я. – А что?
– Да нет, ничего, – подчеркнуто медленно произнес Фриц, нахально глядя мне прямо в глаза. – Просто я бы на твоем месте был поосторожнее.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Мне тут про него рассказывали довольно странные вещи.
– Да неужели?
– Конечно, очень может быть, что и наврали. Ты же знаешь, как верить людям.
– И знаю, как ты людей слушаешь, Фриц.
Он ухмыльнулся, я ничуть его не задел:
– В общем, поговаривают, что этот твой Норрис – не более чем дешевый мелкий жулик.
– Ну, знаешь, я бы не сказал, что «дешевый» – это самый подходящий для него эпитет.
Фриц улыбнулся, этак терпеливо и свысока:
– Ты, наверное, будешь очень удивлен, если узнаешь, что он уже успел побывать в тюрьме?
– То есть ты хочешь сказать: я должен удивиться тому обстоятельству, что твои друзья говорят,
Фриц не ответил. Он просто стоял и улыбался.
– И за что же, интересно знать, его, с их точки зрения, посадили? – спросил я.
– Не знаю, – все так же медленно процедил Фриц. – Но кажется, могу себе представить.
– А я не могу.
– Послушай, Билл. – Тон у него вдруг сделался совершенно серьезным. Он положил мне руку на плечо. – В общем, я хочу сказать, что дело в следующем. Оно, конечно, если речь идет о нас с тобой, нам на все это плевать, какого, в самом деле, черта? Но есть же вокруг и другие люди, о которых тоже приходится думать, разве не так? Вот представь, что будет, если Норрис зацепит какого-нибудь парня и вытрясет из него все на свете, до последнего цента?
– Это будет ужасно.
Фриц сдался. Его последний залп звучал так:
– Ну что ж, не говори потом, что я тебя не предупреждал.
– Нет, Фриц, что ты. Ни за что.
Расстались мы друзьями.
Возможно, Хелен Пратт была насчет меня не так уж и не права. Понемногу, шаг за шагом, я выстроил для Артура романтические декорации и ревниво следил за тем, чтобы никто их ненароком не опрокинул. По большому счету мне даже нравилось рядить его – про себя – в костюм опасного преступника; впрочем, всерьез я ни на минуту в эту бредовую идею так и не поверил. Все мое поколение – поколение снобов, вот только вместо аристократа мы воздвигли на пьедестал криминальную личность. А еще я привязался к Артуру из чистого упрямства. Если моим друзьям не нравится его рот или его прошлое, тем хуже для них; меня же грела мысль, что сам я, несомненно, глубже, человечней, чем они, и куда лучше разбираюсь в тонкостях людской природы. И если иногда, в письмах в Англию, я отзывался о нем как о «прелюбопытнейшем старом жулике», это свидетельствовало только лишь о желании как-то его приукрасить; сделать из него человека дерзкого и уверенного в себе, расчетливого, но способного при этом на самые безудержные порывы. Каковыми качествами он в действительности очевиднейшим и мучительнейшим образом не обладал.
Бедный Артур! Редко мне доводилось встречать на своем веку человека с такими слабыми нервами. По временам мне даже начинало казаться, что он страдает какой-то слабой формой мании преследования. Я и сейчас отчетливо вижу перед собой его фигуру: он ждет меня в укромном уголке своего любимого ресторана, усталый, отрешенный, неспокойный; руки заученно-небрежным движением легли на колени, голова склонилась набок, неловко, под этаким странным углом, как будто он к чему-то прислушивается, как будто в любой момент готов вздрогнуть от близкого звука удара. Я слышу его голос: он говорит по телефону, осторожно подбирая слова, прижав трубку как можно ближе к губам и – едва ли не шепотом.
– Алло. Да, это я. Так значит, вы видели эту партию? Прекрасно. Так – когда мы с вами сможем встретиться? Давайте в обычное время, в доме заинтересованного лица. И пожалуйста, попросите того, другого господина тоже туда прийти. Нет-нет. Герра Д. Это чрезвычайно важно. Всего доброго.
Я рассмеялся:
– Вас послушать: ни дать ни взять – заправский конспиратор.
– Да-да, вот только брать меня не стоит, – хихикнул Артур. – Да нет, уверяю вас, дорогой мой Уильям, противоправное деяние, о котором только что шла речь, заключается всего лишь в акте продажи кое-какой старой мебели, в каковой сделке я по чистой случайности оказался – э – материально заинтересован.