Труды по россиеведению. Выпуск 5
Шрифт:
Однако хватит красивых слов и исторических реминисценций. Смысл предстоящей или уже идущей битвы двояк. Во-первых, показать несостоятельность и опасность их прочтения истории, их новой идеологии. Во-вторых, сформулировать новое русское либеральное мировоззрение и конкретную политическую программу. В общем, это должна быть философия русского сопротивления злу – потенциально: русскому фашизму.
Такая философия станет действенной лишь при следующих условиях. Подобно тому как исторические партизаны пускали под откос вражеские поезда, нам необходимо пустить под откос псевдо- и антинаучные основания их идеологии (все эти цивилизационные подходы, евразийские проекты, отождествление русского и советского, теории заговоров, сталинский миф и др.). Далее. Разоблачая зло, нам следует сказать, в чем главная задача
Как у всякого движения сопротивления, у всякого партизанского отряда, у нас на знаменах должны быть начертаны главные слова. Предлагаю: «Граждане, Отечество в опасности!» и «Чтобы Россия стала Россией» (парафраз лозунга польской «Солидарности» 80-х годов). Это целеполагание напрямую связано с проблематикой «общества не-развития», о которой я писал выше. Если теоретики и практики социального не-развития обращаются к соответствующим векторам нашей истории, то, естественно, наша задача – актуализировать исторический потенциал русского развития. Иными словами, показать и доказать, что мейнстрим нашего пути не есть смена различных властно-диктаторских порядков. Кроме того, всем известные периоды и тенденции либерально-эмансипационного характера не являются девиантностью, а, напротив, имеют глубокие основания и весьма успешно проявлялись в нашем прошлом.
Таким образом, нам предстоит сражение смыслов, прежде всего в историческом пространстве. Его-то мы обязаны выиграть, поскольку политически уже проиграли новую гражданскую войну. Она прошла, слава Богу, преимущественно в холодных формах. И в известном отношении мы можем себя утешить: соотношение сил было явно не в нашу пользу.
Сегодня многие думающие люди задаются вопросом: как такое могло произойти со страной? Да, конечно, все последние годы жизнь становилась все несвободнее и грознее. Однако ныне – и это также констатируется – мы оказались в качественно более опасной ситуации. Естественно, ищутся причины именно такого хода событий.
Предлагаю поговорить об одной, наверное, не самой важной, но тем не менее принципиальной. В мировом общественном мнении и в науке нормативным выходом из тоталитарной системы признан германский. И, наверное, 99% этого «транзита» сводят к политике денацификации, покаяния, признания вины. Это верно. Но, как правило, без внимания остается одно очень важное обстоятельство.
Наиболее проницательные немецкие мыслители, писатели, ученые – прежде все те, которые оказались в эмиграции, – начали, говоря сегодняшним языком, аудит великой немецкой культуры. Наехали на нее с ревизией. После 1945 г. это продолжилось уже в самой стране. Эти люди хотели выяснить, в каком соотношении находятся великая немецкая культура и национал-социализм, не было ли в ней чего-то такого, что способствовало вызреванию этого чудовища. Разумеется, речь шла не о заведении уголовных дел против тех, кто когда-то составил Германии мировую славу. Но очень внимательно и жестко были обследованы идеи и другие продукты творчества германских культур-производителей. Причем как давно умерших, так и влиятельных современников.
Результатом этого изучения стало признание того факта, что творчеством многих лучших умов были созданы некоторые основания и предпосылки для возможного появления чего-то вроде нацизма. При этом все, конечно, понимали, что было бы абсолютной глупостью свести гитлеризм к некоторым болезненным явлениям в немецкой культуре.
Важнейшим результатом этого аудита, этой ревизии стало не развенчание и осуждение определенной одиозности Фихте, романтиков, Вагнера, Ницше, Шпенглера, Хайдеггера, К. Шмитта и т.п., но понимание того, что даже у тех первых и вторых имен немецкой культуры, которые в этой одиозности замечены не были, имелся определенный потенциал для формирования той среды и того человека, которые в экстремальных обстоятельствах (а Германия после поражения в Первой мировой войне оказалась в них) могли одобрить или хотя бы примириться со злом национал-социалистического типа.
Результатом самоанализа немецкой культуры стало то, что были обнаружены и, следовательно, блокированы те самые ее негативные смыслы и потенциалы. Теперь сфера их влияния – маргиналы, аутсайдеры. Подавляющее большинство немцев уже не могут быть инфицированы этим ядом. Никакие новые социальные проекты – во всяком случае, в обозримом будущем – не будут построены на таком фундаменте.
У нас этого не произошло. Подобная работа не была проделана. Более того, все сложилось ровно наоборот. Еще в советские времена б'oльшая часть мыслящих людей с равнодушием и брезгливостью отвергала «марксистско-ленинскую чушь» и искала иные источники для формирования собственного понимания мира. В целом таких источников было два. Первый: западные мысль и культура в целом. Второй: дореволюционная и эмигрантская русская мысль, наука и культура в целом. Когда советская империя рухнула, марксизм – как в его классическом, так и в ленинско-сталинско-сусловском изводе – был с позором изгнан с 1/6 части суши. Более того, именно марксизм был назначен главным ответчиком за русскую трагедию. Очень далекие друг от друга Солженицын и Бродский (хотя в Америке жили в двух часах езды на автомобиле) солидарно заявляли, что этот гадкий марксизм есть порождение западной культуры и, следовательно, этот коварный Запад несет огромную ответственность за наши несчастья. При этом, конечно, принимались во внимание и русские причины.
Надо сказать, что с конца 1980-х и в 1990-е запустились два параллельных процесса: имплементация западных идей и ценностей, возрождение и освоение дореволюционно-эмигрантской русской традиции. В силу определенных (очевидных и не очень) обстоятельств западный «Drang nach Osten» окончился неудачей. И тогда на первый план вышло доморощенное. Сегодня различного рода теоретики и идеологи нелиберальных ориентаций пытаются найти себе опору в русских культуре и мысли XIX–XX вв. Возобладавший идеологический дискурс апеллирует к Карамзину, славянофилам, Данилевскому, Леонтьеву, Каткову, Ивану Ильину и т.д. В группу поддержки новой русской идеологии призываются Пушкин, Тютчев, Достоевский и др.
В самом деле, этим новым русским псевдоконсерваторам есть чем поживиться у великой русской культуры. Будучи действительно великой, мировой, она не менее, чем немецкая, несла в себе элементы и стихии болезненности, склонности ко злу и насилию. Не менее немецкой подвергалась искушениям мифотворчества и утопизма. Вот как раз эти стороны русской культуры с успехом эксплуатируют современные идеологические опричники. Следовательно, наша задача – провести, по примеру немцев, свой аудит, свою ревизию. Параллельно дать бой этим людям на поле русской культуры и выбить их за ее пределы. Мы, а не они, являемся ее наследниками по прямой и продолжателями.
Что такое русская власть? – Это управление немногочисленным народом, помещенном в огромное пространство.
Народ по происхождению скорее европейский, чем азиатский. А пространство в своих размерах в основном азиатское. Отсюда, казалось бы, двойственная природа власти, о которой сказано, что она – и Папа, и Лютер в одном лице. Она и революционер, и реакционер. Но это не ее двойственность, а ее сложная природа.
С точки зрения человека, власть у нас евразийская, а с позиций пространства – азиатская. История последних веков – это борьба за выбор не между Европой и Азией, а между Евразией и Азиопой.
Такой выбор обусловлен тем, что громадные азиатские пространства никогда не станут европейскими. Ни в каком смысле. А небольшие по количеству поселяне, имеющие более или менее европейскую родословную, никогда не превратятся в азиатов. Подчеркнем: слово «евразиец» мы используем не в смысле Трубецкого и Савицкого. А в смысле: европеец, помещенный историей в Азию и приспособившийся к ее требованиям (это последнее – уже по Савицкому).
Если для классических евразийцев основные фигуранты нашего исторического прошлого были Степь и Лес, то, по моему разумению, – это европейский человек и азиатское пространство. Евразийцы полагали, что лучшим исходом соперничества Степи и Леса станет их симбиоз. Я же думаю: покорение европейским человеком азиатского пространства.