Труды
Шрифт:
О чем это нам говорит? Перед лицом того, что для нас сделал Бог, Кто Он в нашей жизни, мы должны Ему все без остатка. От Него мы получили бытие, от Него мы получили жизнь. Им нам даровано знание Его Самого. На нашу измену, повторную и постоянную, Он отвечает воплощением, жизнью, смертью Своего Сына, на постоянную нашу неверность Он отвечает Своей непоколебимой верностью. Все, что у нас в жизни есть – и тело, и душа, и ум, и сердце, и воздух, которым мы дышим, и пища, которую мы едим, друзья и родные, – все от Него, мы обязаны Ему всем, мы Его должники до конца. Он долга от нас не требует – Он ждет от нас ответной любви и творческой, именно творческой благодарности. Не просто благодарности сердца или памяти: «Спасибо Тебе, Господи!» – а такой творческой благодарности, которая создавала бы для людей вокруг нас то чудо Царства Божия, Царства любви, взаимной заботливости, к которому все мы призваны. А вокруг нас люди, как тот должник, немного задолжавший своему знакомому, нам «должны» что-нибудь:
Бог ничего от нас не требует для спасения, кроме одного – и это много раз выступает в Евангелии. Я вам дал один пример, есть другие, но я имею в виду два евангельских отрывка. Первый – Молитва Господня «Отче наш» (Мф 6:9-13). Все зависит от Бога: Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя; Хлеб наш насущный даждь нам днесь; Не введи нас во искушение; Избави нас от лукаваго – всего этого мы просим: да будет… Но одного мы просим с очень для нас ответственным условием: Остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим. И Христос об этом повторно говорит: какой мерой вы другим мерите, такой вам будет отмерено (Мф 7:2). Здесь мы берем наше спасение в собственные руки. И в Нагорной проповеди среди заповедей блаженства есть одно блаженство, которое зависит от нас: Блаженны миротворцы (Мф 5:9). Мы должны творить мир – творить мир не из себя, но творить его из дара Божия. Все остальные блаженства как бы даны, это блаженство – в наших руках. Здесь как бы грань, которую нам надо пройти, чтобы быть Божиими.
И поэтому Евангелие – благая весть о том, что спасение пришло, что спасение не только при дверях, но с нами Бог, в нашей среде, мы Ему уже свои, как говорит апостол Павел (Еф 2:19), и не только в смысле «свойственники», но мы Ему родные. Христос называет нас «братьями», «сестрами» Своими (Мф 12:50), и в Нем, через Него, потому что мы Его братья и сестры, мы делаемся родными детьми Бога и Отца. Мы – свои Богу, как же на это не отозваться благодарностью – активной, живой, творческой, если нужно – жертвенной? И если мы не отзываемся, если все Евангелие, как говорится в каноне преподобного Андрея Критского, бессильно против нашей косности{218}, то что может нас разбудить? Если мы на это не можем отозваться благодарностью, то мы ни на что не способны отозваться иначе чем мгновенным переживанием, минутным умилением – и все.
Как было бы страшно, если бы в конце нашей жизни мы оказались такими, как тот нищий, который вошел в царские палаты есть и пить, которому никакого дела не было ни до окружавших его нищих, ни до слуг, все ему предлагавших, ни до самого хозяина, который просто по любви ему предложил стать домочадцем из бродяги! Апостол Павел говорит, что мы странники на земле (Евр 11:13). Он не говорит «бродяги». Странники – да, потому что наша родина на небе, то есть не где-то за тучами, а там, где Бог, в Царстве любви жертвенной, творческой, крестной, радостной. А на земле, да – мы странники, но не только. Мы посланы Богом на землю проложить путь этому Царству Божию, мы посланы на землю уготовать путь Господень в каждом сердце, в каждом уме, в каждой воле, в каждой обстановке, среди всех событий, и чем они страшнее, тем больше нужно наше присутствие, если мы верны своему призванию.
И вот поставлю еще раз тот же самый вопрос: а мы? А я? А каждый из нас? Неужели мы относимся к Богу только как к источнику всех благ? Конечно, это так, конечно, Он источник всех благ. Но неужели Он для нас только неистощаемый источник благ, к которому можно обращаться, пока жизнь держится в нас, и не подумав поблагодарить Его? А когда мы спрашиваем, как благодарить, Христос ясно, определенно отвечает: что вы сделали одному из этих малых, которые вас окружают, вы сделали Мне (Мф 25:35-40). Ответ простой, цельный, без трещины, его не разложишь, его не обойдешь. Христос не напрасно сказал: Я пришел принести меч (Мф 10:34) – меч, который разделяет свет от тьмы, правду от неправды, любовь от нелюбви. И Евангелие Божие, действительно, как меч, это не книга утешений, это книга творческой радости или осуждения. И все мы стоим перед этим: что для меня представляет эта благая евангельская весть? Как я на нее отзываюсь? – не в словах, не в чувстве, не в мыслях, а всей жизнью, и не только поступками, но целокупностью моей личности?
И об этом нам надо спешить думать, так же как надо спешить творить добро. Спешить думать, потому что через несколько дней – Рождество Христово, мы можем принести в дар Христу новое понимание, новую готовность, положить начало благое, о котором говорится в вечерних молитвах{219},
Задумаемся над этим в течение следующего получаса, а затем помолимся вместе, и я, как сумею, произнесу нашу общую исповедь перед Богом в контексте того, что я сейчас говорил. А каждый из нас, во время исповеди ли, в то ли время, когда мы будем теперь молчаливо сидеть перед собственной совестью, перед собственной жизнью, перед собственной смертью, – задумаемся крепко, глубоко, и придет время, когда мы переменимся. Но это надо делать изо дня в день, это надо делать с постоянством, это надо делать мужественно, бесстрашно, жестоко по отношению к себе. И только когда мы доведем до самых глубин нашей души этот ужас и эту надежду, которые переплетаются в одно горение перед Богом, мы сможем переменить нашу жизнь так, как ее меняли издревле и сейчас меняют люди Божии – святые.
Размышления на пути к Пасхе{220}
Мы находимся у преддверия Великого поста, и на грани между подготовительными неделями, которые только что пронеслись, и самим Великим постом стоит Прощеное воскресенье – день, когда мы должны бы, уже приготовленные окончательно и бесповоротно, примириться с Богом, с самими собой и со всеми людьми вокруг нас. Подготовительные же недели, как я говорил в течение всего этого времени, заставляют нас глубоко заглянуть в самих себя. Я напомню вам, о чем шла речь.
В день, когда мы вспоминаем слепого Вартимея (Мк 10:46-52), мы должны задуматься над тем, как глубока, порой беспросветна бывает наша собственная слепота, как видимое ослепляет нас к невидимому; как отсутствие привычки честно и бесстрашно заглядывать в собственную душу лишает нас возможности видеть себя такими, какими нас видит Бог, или даже такими, какими нас видят люди, как непривычка прислушиваться к голосу собственной совести отнимает у нас возможность познать себя даже из того, что мы сами могли бы сказать о себе. И вторая черта этого рассказа заключается в том, что Вартимей искал помощи и исцеления в течение всей своей жизни, обращался, несомненно, ко всем, на кого мог хоть сколько-то понадеяться, – и ни один человек его не исцелил. Только встреча со Христом вернула ему зрение. Христос оказался единственным, Кто мог дать ему прозреть. И вот в течение всей этой недели мы должны были задумываться над тем, насколько и каким образом мы слепы, ставить перед собой вопрос о том, насколько мы не видим собственной слепоты, воображаем себя зрячими и насколько наше обычное понимание самих себя не соответствует реальности во свете Божией правды, Божией истины. За эту неделю мы должны были обратиться ко Христу и сказать: «Я слеп. Ты – единственный Свет миру – просвети! Просвети мои очи духовные, дай мне зреть жизнь, самого себя, других – так, как Ты видишь и меня, и жизнь, и окружающих меня людей». От этого мы не прозрели бы до конца, но мы пришли бы в полное сознание того, до какой степени мы слепы, и поняли бы, что если нас не исцелит Сам Спаситель Христос, то никто нас не исцелит, потому что окружающие нас все более или менее слепы и все люди видят друг друга не во свете, а в полутьме. Вы наверно помните рассказ о том, как Христос исцелил другого слепого, как Он помазал ему глаза и спросил: что ты теперь видишь? – и тот Ему ответил: вижу проходящих людей, как деревья (Мк 8:22-26). Вот так мы видим друг друга. Редко-редко нам дается чудом отрешиться от себя самих и увидеть человека, какой он есть. И какой он есть – мы видим двояко. С одной стороны, мы видим в нем образ Божий, его вечную несмываемую красоту, с другой стороны, мы видим, порой с болью и ужасом, как этот образ осквернен и изуродован, – словно мы смотрим на икону, которая была обезображена, лишена своей первобытной красоты и славы.
Второе воскресенье напоминает нам о Закхее (Лк 19:1-10). Он искал видеть Христа. Мы не знаем, что его побуждало, но едва ли простое любопытство, потому что оно не позволило бы ему перенести насмешки окружающих людей. Представьте себе: живущий в небольшом городке богатый и известный всем человек, но малого роста, – вдруг, как мальчишка, взбирается на дерево. Сколько вокруг него было насмешек! Но Закхею было так важно увидеть Христа, хоть заглянуть Ему в лицо, что он пренебрег всем этим и победил тщеславие не каким-то подвигом, борьбой, а полным безразличием к тому, что могут о нем думать люди, – так для него было важно, так необходимо лицезреть Спасителя. И он Его увидел. Из всей толпы Христос приметил только Закхея, потому что тот своей устремленностью к Нему победил в себе всякий страх перед людьми, всякий ложный стыд, перенес насмешки, поругания – лишь бы увидеть Христа. И Христос его призвал и остановился в его доме.