Труды

Север Сульпиций

Однако, как мы уже видели, подобного рода аскеты часто воспринимались довольно враждебно даже самими христианами. Судя по всему, большинство галло-римского епископата негативно относилось к аскетизму Мартина и его последователей. Сульпиций показывает себя весьма осведомленным в этом вопросе [153] и потому он вынужден был затронуть эту тему в своем безусловно хвалебном сочинении о Мартине. Возможно, при этом ставилась цель защитить Мартина от поношения его противников, но была и другая - показать во всей ее значимости аскетическую жизнь Мартина после того, как он стал епископом. Отсюда следует, что “Житие” может рассматриваться как форма пропаганды аскетизма. Кроме того, по своему существу оно означает косвенное обвинение в адрес других епископов, поскольку в нем особо подчеркивались те добродетели, которые у них очевидным образом отсутствовали. Сульпиций, конечно же, писал “Житие Мартина” для галло-римского епископата, но, в некотором смысле, и против него [154] .

153

V. M. 27, 3-4.

154

Особенно это видно в "Диалогах": D I, 12, 1-2; II, 8, 1-2.

Третья категория аудитории подразумевается в тщательно продуманном предисловии к “Житию Мартина” и письме. Создается впечатление, что они представляют скрытый диалог с культурными традициями античности [155] . В первых словах своего

предисловия Сульпиций явно подражает произведению Саллюстия “О заговоре Катилины”. В нем Саллюстий подчеркивает мимолетность человеческой жизни, значение судьбы, которая может быть отчасти побеждена путем обретение славы, основанной на добродетели дел или речей [156] . Таким образом, Саллюстий видел высшую цель человеческой жизни в обретении вечной славы и сам, не питая никаких иллюзий относительно политической жизни, хотел достигнуть этого путем написания истории. Сульпиций, похоже, тоже придерживался такого мнения, так же, как и Августин 20 лет спустя [157] . Ставя перед своим предисловием задачу напомнить читателю саллюстиево credo, Сульпиций затем развенчивает его: “Разве поможет им слава их произведений с окончанием этого века?” - спрашивает он. Эти язычники “стремясь оценивать человеческую жизнь только сиюминутными деяниями и по слухам, обрекают свою душу на смерть”. Эта бренная слава контрастирует с вечной жизнью, которая открыта для всех, кто живет в этом мире религиозно, но не для тех, кто обретает славу языческим способом - через писание, сражения или философию. Таким образом, получается как бы двойной контраст между тем, что уйдет вместе с этим миром и тем, что вечно, с одной стороны, и между смертью человеческой души, где только память может ее сохранить и смертью самого человека, с другой.

155

J. Fontaine. Vie... Vol. I, рр. 72-75.

156

Саллюстий. О заговоре Катилины. 1, 1-4 // Гай Саллюстий Крисп. Сочинения. М., 1981. С. 5.

157

De civitate Dei V, 13-17. Ср.: P.R.L. Brown. Augustine of Hippo. London, 1967, pp. 311-312.

Однако Сульпиций не отвергает римскую языческую историографию. Разочарованность Саллюстия в общественной жизни и последующий отход от нее некоторым образом сравним с подобными же действиями Паулина Ноланского и самого Сульпиция. Далее, Сульпиций, как и Саллюстий, предполагал обрести славу в жизни вовсе не этим путем, а своими произведениями. Как и другие древние историки, он преследовал цель увековечить жизнь одного человека в качестве образца для подражания будущим поколениям. Таким образом, вступительная глава в “Житии Мартина” может быть интерпретирована как диалог с великими историками языческого Рима, прежде всего, с Саллюстием. Сульпиций не столько отвергает их взгляды, сколько корректирует их: он замещает их цель описания языческих героев, борющихся за земную славу, своей собственной целью описания христианского героя, сражающегося за вечную жизнь. Мартин дает пример подлинной мудрости, небесного служения и божественной добродетели [158] . Вот почему именно в тот момент, когда кажется, что Сульпиций отвергает великие культурные традиции греко-римского мира, на самом деле он возрождает их, но уже в собственной интерпретации [159] .

158

V. M. 1, 4-6.

159

J. Fontaine. Vie... Vol. II, p. 414.

Какова цель этого прекрасно исполненного вступления и этого диалога с традиционной римской культурой? Наверное, желание того, чтобы “и образованный удостоверился” [160] , как написал Сульпиций 8 лет спустя в своей “Хронике”. Мы не должны быть введены в заблуждение конечной победой христианства настолько, чтобы забыть, что в 394 г., когда Сульпиций планировал свое “Житие Мартина”, язычник Никомах Флавий получил должность консула и активно взялся за возрождение язычества в Риме [161] . Современные исследователи обращают внимание на то, как римская аристократия после правления Юлиана “идентифицировала себя с классическим прошлым, в котором христиане не участвовали”. Результатом этого была трансформация “конфронтации религий в конфронтацию культур” [162] . Отсюда становится понятным значение обращения Сульпиция к литературе великих римских писателей и постановки этой традиции на службу христианству. И хотя некоторые христиане радовались быстрому свержению бывшего ритора Евгения и язычника Никомаха Флавиана с их языческими замашками, Сульпиций намеревался добиться признания “образованных”.

160

Chron I, 1, 4.

161

J.H. Matthews. Western Aristocracies and imperial court, A.D. 364-425. Oxford, 1975, pp. 241-243.

162

R.A. Markus. Paganism, Christianity and the Latin Classics in the Fourth Century. London, 1974, pp. 1-21.

Таким образом, общая историческая обстановка, в которой находилось “Житие Мартина”, была сложной. Потому “Житие” являлось не просто описанием жизни монаха, предназначенным только для узкого круга аскетов [163] , оно предполагало более широкую аудиторию, т.е. людей церкви и тех его соотечественников, чья лояльность христианству нарушалась их любовью к классической культуре, в которой они были воспитаны.

Эти обстоятельства, сами по себе, являются достаточными для того, чтобы объяснить генезис “Жития Мартина”, но, нам кажется, в этой работе можно найти проявление и более личных мотивов. Кроме того, надо помнить, что время написания “Жития” охватывает критический период в жизни Сульпиция, связанный с его обращением к аскетизму, и непосредственными последствиями этого события: от 393/4 г., когда он впервые посетил Мартина и его будущее было еще неопределенным, до 396 г., когда Сульпиций уже сделал выбор и переделал свою жизнь по образу Мартина. Как и Саллюстий, Сульпиций оставил свою карьеру и занялся писательством, но последний - в отличие от Саллюстия - был более тесно связан с предметом своего описания. Как и Тит Ливий, Сульпиций искал награды за свою работу, но награда эта была христианской по своему смыслу. Мы можем сравнить его надежды с надеждами его современника Пиония, который заключил свое переписывание “Мученичества св. Поликарпа” следующими словами: “Итак я, Пионий, переписал это с копии Исократа. После этого я приложил немало усилий для согласования ее с откровением св. Поликарпа, собирая те страницы, которые от времени пришли в ветхость, надеясь, что Господь наш, Иисус Христос, причислит и меня к тем, кто избран для Царствия Небесного” [164] .

163

J. Fontaine. Vie... Vol. II, p. 423.

164

Martyrdom of St. Polycarp. 22, 5; ed. and tr. Musurillo. The acts of Christian martyrs. Oxford, 1972, pp. 1-20. Наверное, копирование рукописей в Мармутье (V. M. 10, 6) преследовало эту же цель.

Как и Пионий, Сульпиций надеялся, что его литературные усилия принесут ему небесное вознаграждение. И Паулин рассматривал “Житие” как, в некоторой степени, “дар” Сульпиция, подобно тому, как Мартин отдал половину своего плаща нищему. В ответ, как он надеялся, Христос-Агнец покроет Сульпиция своей шерстью в день Страшного Суда [165] .

Мы также должны отметить активную роль, отводимую

Поликарпу Пионием, ибо это же может быть перенесено и на отношение Сульпиция к Мартину. В некотором смысле “Житие Мартина” посвящено и Богу, и Мартину, причем последний выступает в роли заступника перед первым. С другой стороны, собственная жизнь Мартина является свидетельством продолжающегося пребывания Бога в Галлии IV в., так как Христос присутствует - и действует - через своих святых [166] . Вследствие этого Сульпиций мог выразить надежду, что всякий уверовавший, скорее, чем просто прочитавший, будет вознагражден Богом [167] . С другой стороны, “Житие Мартина” может быть рассмотрено как приношение ученика и клиента своему учителю и патрону [168] . За время своей жизни Мартин показал себя как могущественный заступник в небесном суде: весьма примечательно то, что его молитвами был возвращен к жизни еще не окрещенный ученик [169] . Эта роль заступника перед Богом для своих последователей получила еще большее подтверждение после смерти Мартина. В своем письме к Аврелию, Сульпиций описывает видe ние: он видит улыбающегося Мартина, который протягивает ему его же “Житие Мартина”. Затем он, попросив и получив обычное благословение Мартина, хотел последовать за ним и Кляром, но Мартин вместе с последним вознесся на небеса. Бесплодные усилия пробуждают Сульпиция и это происходит в тот момент, когда один из его мальчиков пришел сообщить о смерти Мартина. При этом известии Сульпиций падает в обморок, но затем пытается утешить себя и Аврелия мыслью о том, что Мартин будет всегда присутствовать в тот момент, когда люди будут говорить о нем или молиться и он защитит их своим благословением, как это сделало видение, поскольку вознесение Кляра вслед за своим учителем доказывает, что небеса открыты для последователей Мартина. Сам же Сульпиций весьма сомневался в своей возможности последовать за святым человеком, но уповал на его заступничество [170] .

165

V. M. 1, 6; Paulinus, ep. 11, 11.

166

D III, 10, 5.

167

V. M. 27, 7.

168

J. Fontaine. Vie... Vol. I, р. 65. Призрак Мартина держит в руке "Житие" и благословляет автора (Ер. 2, 3-4). Сульпиций, возможно, полагал поэтому, что тем самым он получает благословение и своему "Житию".

169

V. M. 7.

170

Ер. 2, 16-18.

Таким образом, можно предположить, что один из основных мотивов писательства - получение вечной награды - был более глубок и личен для Сульпиция по сравнению с языческими историками, и эти чувства, когда-то возникшие, впоследствии становились все более интенсивными. Жизнь Сульпиция и его будущее были тесным образом связаны с личностью Мартина, который “любил меня (т.е. Сульпиция - А.Д.) ... больше других” [171] . Он отказался от своей светской карьеры, как и советовал Мартин, вследствие чего приобрел враждебность и непонимание своих современников. И все же Сульпиций понимал разницу между своим образом жизни и образом жизни Мартина и потому связывал все свои надежды с литературными трудами и заступнической силой Мартина [172] .

171

Ер. 2, 14.

172

Сульпиций прямо провозглашает, что решение описать жизнь Мартина возникло у него отчасти из-за осознания несовершенства собственной жизни (V. M. 1, 6).

Существует еще одна версия, согласно которой “Житие Мартина” может бы связано с внутренним миром Сульпиция более тесно, чем это может показаться на первый взгляд. Обращение к аскетизму и Паулина, и Сульпиция породили враждебную реакцию, но в то время как первый радикально порвал со своим старым образом жизни, перебравшись в Нолу, Сульпиций остался в своей родной Аквитании и отвечал отказом на все приглашения Паулина приехать к нему. Вместо этого Сульпиций занялся попыткой объяснения причины столь враждебного их отношения к миру [173] . Паулин понимал эту цель и не надеялся отговорить его, цитируя фрагмент из псалмов, который рассказывал об избранном Богом народе, отделившим себя от язычников, окружавших его: “Мой брат, ... не будем обращать внимание на насмешки и ненависть неверных. ... Яд аспида под устами их... . Сердце их - пагуба, гортань их - открытый гроб. Побережемся их закваски, чтобы она не повредила всего. Как об этом написано: “... с милостивыми ты поступаешь милостиво, с мужем искренним - искренно, с чистым - чисто, а с лукавым - по лукавству его” [174] . Только тем, кто пришел к смирению и признал свое невежество будет оказана помощь. Те же, кто счастлив своей земной жизнью, своими удовольствиями, карьерой и благосостоянием, останутся при своем [175] .

173

 Paulinus, ep. 1, 4.

174

Ер. 1, 2. Паулин цитирует псалмы: 13, 3; 5, 10-11 и 17, 26.

175

 Ер. 1, 4-7.

Это письмо было написано в начале 395 г., когда Сульпиций уже работал над “Житием Мартина”. Хотя оно непосредственно не приводит нас к выводу о том, что это была апология собственной жизни, мы должны помнить, что перед нами первая работа, сделанная человеком недавно обратившимся к христианскому аскетизму, идеалом которого был Мартин. Она написана в то время, когда Сульпиций был очень чувствителен к враждебности или непониманию окружающих его людей, включая, возможно, и своего собственного отца [176] . Обращение к аскетизму знатного и хорошо образованного человека в расцвете сил было явлением достаточно необычным и весьма возможно, что это обращение усилило его собственные моральные позиции и оправдывало его в глазах тех людей, среди которых он жил и, как мы узнаем от Паулина, Сульпиций планировал объяснить все это именно через написание “Жития Мартина”.

176

Ер. 5, 6.

Отсюда понятно, что “Житие Мартина” можно назвать чем угодно, только не работой на заказ. Хотя Мартин был еще жив и они находились между собой в тесной дружбе, при явно благоговейном описании жизни своего героя и его идеалов Сульпиций, помимо всего прочего, конечно же, излагает и свои собственные взгляды, живым воплощением которых был Мартин. О глубине их отношений мы можем судить по тому, что не только образ жизни Сульпиция, но также его теологические и церковные идеи, похоже, берут свое начало от Мартина. Весьма примечательной выглядит уверенность Сульпиция в близком конце света, его осуждение вмешательства в церковные дела светской власти и его суровая критика богатства, амбиций и алчности руководства церкви. Во всех трех случаях Сульпиций дает нам свидетельства того, что и Мартин имел подобные же взгляды [177] по этим вопросам, а его описание Мартина, в свою очередь, является отражением его идеала галльского епископа.

177

Учение Мартина о скором пришествии Антихриста см.: D II, 14, 1-4; вера Сульпиция: V. M. 24, 3; ср.: также: Chron II, 28, 1; 29, 5-6; 33, 3. Позиция Мартина по поводу вмешательства власть предержащих в церковные дела: Chron II, 50, 5, Сульпиция - D I, 7, 2. Взгляды Мартина на сравнительную ценность сана епископа и аскетизма - D II, 12, 6, хотя остается вопрос о том, было ли его отвращение к епископам-соглашателям столь же сильным, как у Сульпиция (D I, 21, 3-4; Chron I, 23, 5-6).