Трунька о себе, своих попутчиках и славном «Дальтелефильме»

Патрушев Владимир

Еще одно новшество. В те времена в студии существовала такая должность: помреж – помощник режиссера. Обычно на этой должности работали девушки, которые по команде режиссера из аппаратной выполняли различные поручения: поменять картинки на титровой доске, поправить прическу у диктора и другие мелкие задания. Так как в студии должна соблюдаться тишина, у помрежек на голове находились специальные наушники для приема матюков режиссера. Так вот, поначалу эти наушники были присоединены длинным проводком. Девушки были как собачки на привязи. Виктор Емельянович начал размышлять, как этих «собачек» отвязать. Радиосвязь для связи в этом случае не годилась, потому что могла давать нежелательные помехи вещанию, да и служебные команды могли попасть в вещательные радиоприемники соседних со студией домов. И

тогда наш изобретатель придумал индукционную связь. По периметру павильона был натянут контур, обыкновенный провод, который служил передающей антенной. В пластмассовых коробочках из-под домино были собраны небольшие приемники, к которым были подключены наушники. Просто и удобно. На этом история не кончилась. Это изобретение стало применяться в других областях. Например, для связи водителя автобуса с диспетчером. На табличке остановки автобуса размещался контур, другой такой на автобусе. Подъехав к остановке, водитель мог спокойно говорить с диспетчером. Это сейчас сотовые телефоны у всех от мала до велика, а тогда связь была большой редкостью.

Обращение негатива в позитив и обратно одним щелчком тумблера, киношный пост для любительской 8-ми миллиметровой пленки, первые спецэффекты на телевидении – дело рук инженера Назаренко. Электронный занавес, изобретенный им, был только на Владивостокской студии телевидения. Говорят, что этот занавес ему заказал Саня-Ваня и обещал Емельяновичу бутылку коньяка. Бутылку он, конечно, зажал. И тогда, якобы из-за этого, Виктор Емельянович схему разобрал. То, что

Саня-Ваня мог зажать бутылку коньяка, я охотно верю, но чтобы Назаренко из-за этого разбирал схему, не поверю никогда. Занавес исчез по другой причине. В 1965 году проходили тестовые передачи из Владивостока в Москву через спутник Молния-1. И вот этот космический мост ни в какую не хотел принимать новшество Виктора Емельяновича. Как только начинал раздвигаться или сдвигаться электронный занавес, телевизионный сигнал становился неустойчивым. Я полагаю, что это и было причиной, по которой был разобран этот спецэффект.

Я пришел на телевидение в январе 1965 года, а в июле работники студии праздновали десятилетний юбилей. Весь коллектив собрался в павильоне, из которого шли теперь уже ежедневные передачи в эфир. Центром торжества стал искрометный и озорной капустник, главным героем которого был Владимир Петрович Бусыгин – директор студии. Он принимал комплименты и поздравления… В это время главный виновник торжества скромно сидел на стульчике в углу павильона, смотрел на происходящее светлыми сияющими глазами и тихо улыбался… Так смотрят любящие родители на шалости детей.

После его смерти рядом с массивной дверью павильона повесили его небольшой портрет, чтобы люди знали, кому они должны быть благодарны за появление телевидения в Приморье. Я как то пошутил:

– Вот прохожу я мимо Виктора Емельяновича, а он с каждым разом выглядит все моложе и моложе…

А в годы «царствования» Валерия Бакшина этот портрет и вовсе убрали…

Кадр шестой

Немного про Трунькиных учителей и прописные истины

Есть такая притча. Играет народный акын на своем народном инструменте, используя одну струну и одну ноту. Ему говорят:

– Уважаемый, почему вы играете на одной ноте? Вон там даже молодые пальцами перебирают по грифу…

– Они ищут, а я уже нашел.

Владимир Патрушев. 1970 г.

Наверно, это самое страшное для человека творческого, да и нетворческого тоже, когда он «уже нашел». Уважаемая мною Галина Яковлевна Островская, журналист, педагог, театральный критик, несмотря на почтенный возраст, не перестает учиться. Я помню, привез из Москвы с какого-то семинара новую книжку Сергея Муратова. Так она буквально вырвала ее у меня из рук, унесла домой и там законспектировала. Она постоянно пополняет свой и без того обширный запас знаний. Этому нужно поучиться.

– Учиться,

учиться и учиться, – говорил дедушка Ленин.

Истина прописная, но одно дело, когда она вычитана из книжки или нудно вбивается тебе в голову, а другое, когда открываешь ее сам для себя, благодаря своим шишкам и опыту. Тогда она становится не расхожей тривиальной фразой, а твоим жизненным кредо.

Я полагаю, что человек формируется в три этапа. Первый – это когда человек получает общее представление о мире, его окружающем, удивляется и пытается постичь закономерности этого мира. Второй – когда человек пытается найти свое место в многообразии дел, его окружающих. И на третьем этапе, когда его выберут, он пытается достичь совершенства на своем поприще.

Учителей у меня было много, но среди них есть те, которые серьезно повлияли на мою жизнь. О них мне хотелось бы рассказать в этой главе. С теплотой вспоминаю детдомовских учителей из Лесной школы в Нальчике, хотя имен никаких не помню. Другая школа оставила у меня ощущение пустоты. Зато когда пришел в техникум, почувствовал себя человеком. Здесь, в отличие от школы, к тебе, четырнадцатилетнему пацану, стали уважительно относиться. Это почувствовалось сразу. Как будто крылья за спиной выросли. Всех педагогов вспоминаю с любовью и нежностью. Про Эмилию Константиновну Эмме я рассказывал в одной из предыдущих глав. Это от нее я узнал истину Исаака Ньютона: «Природа ничего не делает напрасно, а было бы напрасным совершать многим то, что может быть сделано меньшим. Природа проста и не роскошествует излишними причинами вещей». В основе любого явления лежит какая-то простая отгадка. Ее надо просто найти.

Берта Григорьевна Качурина. 1990 г.

Берта Григорьевна Качурина была нашим классным руководителем. Спокойная, всегда уверенная в себе, она была для нас второй матерью. А когда на последнем курсе мы с Риткой решили пожениться, а моя мама была против, тогда Берта Григорьевна дала денег на свадебное платье. Деньги были небольшие и платье простенькое, но факт остается фактом.

Это были уроки доброты и бескорыстия. Последний раз я видел Берту Григорьевну в Ленинграде, куда она переехала с семьей. Она уже была бабушкой и водила внучку в Вагановское училище учиться на балерину. В техникуме Берта Григорьевна преподавала «Инструменты». Так вот про инструменты я до сих пор знаю все. И не только про инструменты. В техникуме меня научили думать.

На последнем курсе техникума мы учились в вечернем режиме. Днем работали на заводе, вечерами грызли гранит науки. Я проходил практику на токарном станке. Работал в передовой бригаде Ивана Мосягина. Работа была сдельная: сколько наточишь деталей, столько и получишь денег. Заработать, конечно, хотелось побольше. Иван Мосягин, будучи передовиком, как говорится, рвал и метал. Выработка у него была сумасшедшая, а его младший брат и мой наставник Геннадий Мосягин был человеком спокойным и аккуратным. Его уроки помню до сих пор.

Андрей Дмитриевич Гусев. 1957 г.

Сделай мало, но хорошо! – еще одна прописная истина от него. Он учил: главное в работе качество, что надо сделать правильную деталь, без брака, а скорость – она сама придет. И в самом деле, скорость приходила с опытом, а когда зарекомендуешь себя с лучшей стороны, тогда и работу тебе дают посложнее, подороже. Токарное дело ушло в прошлое, а девиз «Лучше меньше, да лучше» впитался в кровь. Заработанных мною денег хватало, чтобы сводить свою будущую жену в Горьковский оперный театр, который в то время был на гастролях в Ижевске, почти на все спектакли.