Тряпичная кукла
Шрифт:
Я получила водительские права, купила малолитражку, б/у, но в хорошем состоянии, мы иногда ездили в Неаполь пообедать в какой-нибудь ресторан, в полной безмятежности. С Армандо мы ссорились, только когда играли в Play Station, и я, чтобы посильнее задеть, называла его Дурачком, он бежал к своей мамочке и слезливо жаловался:
«Мамочка, моя жёнушка обманывает меня, я её больше не люблю, я хочу развода». Мы с Луизеллой смеялись, и он вместе с нами.
Наступило Рождество, и всё её многочисленное семейство приехало с поздравлениями, все — тётушки, племянники и другие родственники, только Пекинеса не приехала. Мне очень хотелось бы снять на видеокамеру момент, когда Армандо обратился к своему двоюродному брату:
— Эй, не называй
Все засмеялись, только я и Луизелла никак не отреагировали, и тогда все с выпученными глазами и открытыми ртами изумленно уставились на нас. Несколько секунд тишины — и самая младшая из сестёр (но и она уже была старушкой) Луизеллы с иронией в голосе спросила:
— Как же так, вы не позвали нас на свадьбу? — и увидев, что сестра не отвечает, добавила: — Так что, твой сын и вправду женат? Ты женила его на первой встречной? Ты с ума сошла, по крайней мере, надеюсь, ты подумала и о своих племянниках?
Мне захотелось взять эту женщину и вышвырнуть её из дома, её и весь этот сброд, но Луизелла, будто угадав моё намерение, взглядом остановила меня и промолвила:
— Ты видишь, Мачедония, всё так, как я тебе и рассказывала. Ты видишь, сколько бескорыстной любви испытывают ко мне мои родственники? — затем, обращаясь к ним, ответила: — Я не обязана ничего никому оставлять. Армандо… потому что его зовут Армандо, а не Дурачок, очень счастлив, так-то! А что нужно матери? Конечно же, чтобы её ребёнок был счастлив, и ему с Мачедонией очень хорошо, и, когда меня не станет, она позаботится о нём, как о родном брате.
Эти слова вызвали бурю негодования, но Луизелла всех смогла поставить на место, и все ретировались с поджатыми хвостами, а один племянник в полный голос произнёс:
— Мама, то есть я правильно понял, когда умрёт тётушка Луизелла, мы не отправим Дурачка в психушку и ты мне не купишь мопед?
Мальчишка получил сильный подзатыльник, и разозлённые родственники ушли, даже не попрощавшись.
Дни после праздников превратились в настоящую пытку, телефон разрывался от звонков каждую секунду, Луизелла кричала на любого, кто был на другом конце провода, и расстраивалась. Я посоветовала передавать трубку мне, уж я послала бы куда подальше обнаглевших родственников, и старушка, обессиленная, согласилась. Я быстренько расправилась с каждым, давая понять, что они имеют дело с крепким орешком. Со временем они утихомирились, больше не звонили, даже с поздравлениями на Пасху. Учитывая всё это, Луизелла захотела пойти к нотариусу, чтобы выправить как следует завещание и все остальные документы. Мы привели с собой много свидетелей. «Не сегодня завтра я помру, и тогда эти мои родственнички не смогут опротестовать завещание», — говорила она.
Прошло несколько лет, и, к несчастью, то, о чём Луизелла столько раз предупреждала, случилось. Она умерла осенним утром, я обнаружила её в кровати рядом с Армандо, который ни о чём не догадался, когда же он всё понял, то издал такой душераздирающий крик, что волосы встали дыбом у всех, кто прибежал на помощь. Мы одели старую синьору так, как она распорядилась, организовали похороны, и, когда наконец мы с Армандо остались одни, я рассказала ему про смерть — так, как рассказывают об этом детям:
— Твоя мама теперь на небе, она стала ангелом и оттуда смотрит на тебя.
Армандо уставился в потолок.
— Привет, мама, — сказал большой ребёнок, потом посмотрел на меня и заявил: — Я хочу есть.
Это вызвало у меня улыбку, но я также поняла, какая огромная ответственность легла на мои плечи. Следующие месяцы были кошмарными: родственники, которых я известила, но которые всё равно не приехали на похороны, устроили мне настоящую бесконечную войну, нам даже пришлось пойти в суд, который встал на мою сторону. Хитрая Луизелла прекрасно всё просчитала, я не только вышла замуж за Армандо без раздела имущества, но также стала опекуном.
Мы с Армандо хорошо жили, утром я провожала его на работу на разные стройплощадки, а вечером он возвращался домой, как и его приятели. Тем временем я нашла себе сдельную работу у местного нотариуса, он был уже стареньким и очень занятым, а я в тюрьме получила диплом секретаря, за что должна поблагодарить Нильде и Валентину, которые подтолкнули меня к учёбе, всегда заставляли меня говорить по-итальянски, и всё это теперь мне очень пригодилось. Нильде, Луизелла, Валентина, Пекинеса, моя мама, даже надзирательница — все они покинули меня. Иногда я думала о Валентине. Как знать, что она там делает, в Бразилии? Как знать, если бы я выбрала Валентину, где бы я сама сейчас оказалась? Как знать, куда бы тогда делся Армандо? Слишком много этих «как знать», но ничего не поделаешь, надо двигаться вперёд — это всегда было моим девизом по жизни. И вообще, как говорится, каждое препятствие идёт на пользу. Вся деревня уважала нашу странную пару — Армандо и Мачедонию, только нотариус постоянно твердил мне: «Мачедония, ты хорошая девочка, молодая, тебе надо пожить для себя, у тебя есть машина, поезжай в Неаполь, развейся немного, познакомься с кем-нибудь, а за Армандо присмотрю я, не беспокойся, давай, малышка». Но если честно, мне совсем не хотелось оставлять парня одного, и к тому же я не чувствовала потребности в развлечениях. Единственной моей проблемой были менструации, это был настоящий кошмар, боль во всём теле, в животе — такая сильная, что я почти теряла сознание, иногда пыталась держаться, чтобы не напугать Армандо, но тем утром, несмотря на то что я приняла обезболивающее, мучения мои были совершенно невыносимыми. Армандо плакал, видя, как я страдаю:
— Я пойду позову медсестричку, она ни к кому не ходит на дом, но она мой друг… сейчас.
Он не дал мне времени возразить, да у меня и сил на это не было. Примерно через полчаса Армандо вернулся, за ним стояла чья-то фигура, я даже не могла разглядеть её, от пронзительной боли у меня затуманились глаза.
— Вот увидишь, она сейчас тебе сделает укол — и ты поправишься, она ещё акушерка и доктор, — пока он всё это говорил, фигура сделала мне укол, и я услышала женский голос:
— Ну вот и готово, несколько минут — и тебе станет легче.
Я не могла поверить! Валентина, деревенская медсестричка, доктор и акушерка, это была моя Валентина! Армандо появился с подносом, на котором стояли две чашечки кофе, и сказал мне:
— Сейчас я пойду работать, а не то хозяин меня уволит, я оставляю тебя в хороших руках… в руках… кстати, а как тебя зовут. — спросил Армандо, обращаясь к медсестричке, — ты никогда не хотела мне говорить.
— Меня зовут Валентина, — ответила она.
Парень улыбнулся и вышел. От боли у меня всё ещё кружилась голова, я не могла говорить, но Валентина, как обычно, предугадала мои тысячи вопросов.
Прошлое позади
— Бразилия? Наглая ложь. Когда ты уехала, я узнала в тюрьме адрес твоего нового местожительства, потом продала свой дом в Казертано и приехала жить сюда, я тебя не бросала ни на минуту. Потом подружилась с Армандо, он почти каждый вечер меня навещал. Я взяла с парня обещание, что он никому не расскажет о нашей дружбе, стоит ли говорить, сколько мне стоило сил убедить Армандо в том, что между мужчиной и женщиной могут быть дружеские отношения. Единственный момент, когда мне было очень плохо, поскольку я так сильно привязалась к этому мужчине, вечному ребёнку, но с прекрасной душой, это когда Армандо увезли в больницу. Меня разрывало на части от мысли, что я ничего не могу сделать, но я знала, что рядом была ты, ты всегда тепло относилась к этой семье, — закончив говорить, Валентина положила свою руку мне на сердце — так, что я даже подпрыгнула.