Трюкач
Шрифт:
В цене, похоже, не сошлись. Телефонный Петр- первый дал понять, что проблемы решаемы. Но он же дал понять: решаемы, однако пока не решены. А владелец недвижимости все увиливает от встречи, увиливает. Нехорошо. Надо бы тогда встретить владельца, хочет он того или нет.
Встретили.
До своего подъезда Ломакину оставалось метров сорок, когда со стороны набоковского дома, напротив, – объявились два… силуэта. Плотненькие такие.
Оба бойца двигались параллельным курсом, чуть отставая. Потом по диагонали пересекли проезжую часть, идя на сближение. Но так, чтобы оказаться тик- в-тик позади «оплаченного субъекта», когда тот попытается юркнуть в спасительный, как он полагает,
Если поторопиться, заслышав шаги за спиной, то вполне удастся юркнуть в подъезд за метр-два до того, как нагонят. И как бы – уже дома. Почти.
Нормальный инстинкт самосохранения: поторопиться, обнаружив угрозу за спиной посреди полуночи, и юркнуть.
Будь то случайная, не заказная шпана – да.
Вряд ли то случайная шпана. Возникшая посреди полуночи на пустой улице? Возникшая внезапно? Шел же Ломакин по набережной Мойки вплоть до ДК Связи. И у перехода дисциплинированно остановился, хотя светофор уже переключился на режим однообразного желтого мерцания. Все по науке: посмотрел налево, а дойдя до середины, посмотрел направо. Не случайного лихача остерегся, но именно проверился: есть ли кто? слева? справа? Никого не было. И сзади тоже – никого.
Заказная шпана выяснилась только тогда, когда он уже оказался на Большой Морской. Отсиживали-отслеживали, получается, как раз его, Ломакина, то бишь Мерджаняна, неуловимого владельца недвижимости. Эта парочка бойцов не скрадывала топот – ах, нет! даже не топот, а цокот, сапожки с металлическими набойками, больно тебе будет, прохожий! Эта парочка бойцов даже нарочито чеканила шаг, беги-убегай, прохожий, спеши домой, в подъезд. Подъезд – почти дома.
Скушно жить на этом свете, господа. Схема известна: где двое, там третий. Где третий? Там, там – в парадной. Наизготовку. И не с хлебом-солью. С чем? С баллончиком? «Паралитик»? «Слизняк»? Вряд ли. Ибо парадное – пусть и просторное, но замкнутое пространство. Бойцы рискуют хватануть свою дозу распыленной пакости. Значит, расчет на то, что преследуемый рванет в подъезд и, дурак какой, либо бросится по лестнице вверх с надеждой успеть вставить ключ в квартирный замок (тщета! не успеть! нагонят! дюбнут по башке!), либо двумя руками вцепится в дверь подъездную, изолируя себя, дурак какой, от СЛУЧАЙНОЙ шпаны. Ежели она, шпана, в горячке преследования вздумает все же перетянуть створки на себя, надлежит благим матом орать: «По-жа-ар!» – единственное, на что пока реагируют жильцы. Вдруг кто и высунется, прогремит запорами, гугукнет: «Чего-о?!», спугнет бойцов. Скушно жить… Ибо шпана заказная, только того и ждет – третий, притаившийся готов тюкнуть по темечку из сумрака якобы спасительной лестничной площадки. А после предоставится возможность вдоволь натешиться – попинать лежачего. Что там у него? Почки? Селезенка? Гениталии? Какой устаревший-старомодный провозгласил: лежачего не бьют? Дурак какой! Еще как бьют! Еще как!
Но не убивают? Нет. Пока не убивают. Заплачено только за «предупреждение». То есть изуродовать, но – «внутриорганизменно». Это вам не многострадальный Гавриш – Гавришу совсем не обязательно днем позже представать пред структурами, кои невольно поинтересуются: «Что у вас с зубами?» (С какими зубами? A-а, это молочные. Были. Выпали, знаете ли, сами по себе).
Другое дело – ДОБРОВОЛЬНЫЙ продавец жилплощади. Ему еще – к нотариусу, надо бы сохранить лицо. При всем при том, что нотариус купленный-подкормленный, надо бы избавить нотариуса от возможных последствии, неудобств: спросят, к примеру, впоследствии, мол, правда ли, что ДОБРОВОЛЬНЫЙ продавец имел… лица необщее выраженье при оформлении документов, такое… выраженье – сиренево- багрово-вздутое?
Так
Ну, не-ет! Зря ли Ломакин десятки и десятки мордобоев сам ставил и сам же в них участвовал. Бойцы-то подрядились «предупредить» некоего Мерджаняна, армяшку-деревяшку, – соответственно и были проинструктированы. Счастлив твой бог, Гурген, что ты – в Баку. Ломакин как-нибудь отыграет вместо тебя, Гурген, здесь, в Питере. Сам же просил Гурген: «Не соглашайся!». Ломакин не согласен. Ломакин возражает против немотивированного нападения в двух шагах от дома. Ишь, развелось шпаны!
Он убыстрил шаг, спеша до дому до хаты, зан-н-нервничал, затеребил ключами в кармане. Джинсы узки, сразу не достанешь! Неловко извлек. Выронил на асфальт.
Бряцнуло.
Оплошно нагнулся…
… и поймав ожидаемое движение, скрутил корпус, уйдя в кувырок – вбок и вперед.
Верно! Есть ли большее удовольствие для шпаны, чем вдогон дать пенделя носком подкованного сапожка жертве, которая в панике роняет что ни попадя, сама подставляется.
Сама, значит?!
Кувыркнувшись, он отследил, как над ним пролетает один из бойцов с нелепо взметнувшейся ногой, не попавшей по «мишени». Равновесие потеряно – боец звучно-тяжело упал спиной об асфальт. Позвоночник!
Второй по инерции устремился вперед – только что ведь маячила спина-задница намеченного хозяевами субъекта, и – никого! И напарник почему-то улегся. Поскользнулся, что ли? Эй, напарник, вставай! А где этот?…
ЭТОТ, Ломакин, перекатился со спины на живот и – тут же! – с живота на спину, взяв ногами-ножницами второго бойца на излом. Уронил.
Наверно, повлияла дневная картинка в квартире на Раевского (Октай-Гылынч-Рауф!). Ломакин взъярился, мстя тутошним бандитам за тамошних убийц. Р-р-разберемся, с-сволочи! Все вы одним мирром мазаны!
Он прихватил второго бойца за штанину и за шиворот, раскачал и (пощадив, черт возьми! все-таки пощадив!), пинком распахнув дверь подъезда, вбросил тулово внутрь. Ну-ка! На живца! Ну-ка! (Мог бы и лбом ублюдка дверь распахнуть…).
И точно! Кто-то ворохнулся над павшим. Кто-то, третий, готовый пристукнуть всякого, ищущего спасения в парадном. Нате! Вот он!
Только это… не он. Явно не ожидал третий, что у ног его окажется кто-то из своих. Заранее ведь разрабатывали: ну, шум на улице, понятно – догоняете, бьете, кричит «мама!» и сю-у-уда! а здесь – я!
Шум на улице был. Краткий, но шум. И кто-то впал. Во! Так и просчитывали!… Третий прыгнул и оседлал «жертву», занес… Тускло блеснуло. Кастет?
Ломакин прыгнул следом. Поймал чужую руку в замок. Продолжил мах, подчиняя сустав инерции.
Хряснуло!
Кастет не удержался на пальцах третьего-«темного», слетел-сиганул, дребезнул о перила лестницы.
Третий-»темный» взвыл.
– Н-ну! Чуток за подбородок дернуть! Еще- один хрясь – и шея скручена. И тишина.
Стоп!
Он сказал себе: стоп! Это не люди, да. Это бандиты. Те, что потрошили квартиру на Раевского, тоже – бандиты. Вне закона. И те и эти – твари. Но те – солоненковцы, на совести которых – трупы. Эти же, так сказать, петровцы (если насланы Петром-первым… а кем же еще!), которым поручено лишь предупредить непоседливого жильца. Сила действия должна равняться силе противодействия. То есть наоборот. Короче, надо ли, стоит ли поступать НЕОБРАТИМО? Труп в подъезде дома, где обитает «Гурген»-Ломакин. Начнутся разборки-выяснения как со стороны официальных властей, так и со стороны… неофициальных. Да и не только в этом дело.