Тщательно отшлепанная

Коул Тилли

Схватив со стола консьержа салфетку, я подбежала к зеркалу и начала вытирать щеки, но ничего не могла поделать с красными глазами и румянцем на щеках.

— Мистера Синклера нет, — сказал консьерж.

Повернувшись, я спросила.

— Вы уверены? — я бы не удивилась, если бы он решил, что я сталкер.

— Мистера Синклера нет, — повторил он.

Достав свой мобильный телефон, я попыталась набрать номер Гарри, но звонок перевели на голосовую почту. Только сбросив звонок, я обратила внимание на время.

— Конечно! — прошептала

я про себя и вернулась на улицу, чтобы поймать другое такси. Когда ни одно не остановилось, я глубоко вздохнула. — Это всего пара кварталов. Неужели так трудно добежать туда?

Я побежала, быстро осознав, что очень плохо подготовлена. Но не остановилась. Не остановилась, пока не оказалась возле знакомого дома. Я наклонилась, задохнувшись. Горло и грудь болели от глубоких вдохов и выдохов, которые приходилось делать, чтобы привести сердцебиение в норму. Я чувствовала, как мои густые и волнистые от природы волосы начали завиваться от влажности, и понимала, что выглядела ужасно. Но мне было все равно. Мне нужно было увидеть его. Я просто отчаянно хотела его увидеть.

Поняв, что мне нужно пройти через подземную парковку, я уставилась на длинную улицу перед собой, осознав, что мне предстояло преодолеть еще одну гору. Применив свои конверсы на практике, я снова побежала. Добежала до въезда на парковку и спустилась по длинной подземной дороге, которая вела в подвал таунхауса. К тому времени, когда я добралась до личного лифта, уже была близка к тому, чтобы потерять сознание. Но я полезла в сумочку и нашла свою карточку «НОКС», которую забыла выложить из бумажника.

Спасибо. Блядь. Господи.

Я провела карточкой по считывателю, двери открылись, и я вошла внутрь, застонав от удовольствия, когда кондиционер поцеловал мою раскрасневшуюся кожу. Я посмотрела на свое отражение в зеркале, почти испугавшись. Поэтому расчесала пальцами волосы и убедилась, что на лице нет разводов от туши.

Когда двери открылись, я протиснулась в комнату Maitre. Когда я вошла внутрь, все было тихо. Я привыкла к музыке и Андреа Бочелли, который пел мне серенаду «Аве Мария».

И тут я увидела свет под дверью в комнату, из которой всегда выходил Maitre. Сердце наполнилось надеждой, любовью и всем тем, из чего состояли мечты, и я ворвалась в дверь.

Гарри в шоке поднял голову, прижав телефон к уху. Он был одет в костюм, пиджак снят, воротник расстегнут, рукава закатаны до локтей.

— Фейт, — сказал он, прошептав мое имя как молитву. — Я собирался позвонить тебе. Мой телефон разрядился, и я только что прочитал…

Я бросилась на него. Не успела закончить фразу, как мои руки обвились вокруг его талии, и я прижалась щекой к его груди. Он был сильным, мускулистым, пах мятой, сандаловым деревом и мускусом… и он был моим. Он действительно был моим.

— Спасибо, — сказала я срывающимся голосом. И закрыла глаза. — Я не знаю, как отблагодарить тебя за то, что ты сделал… сделал для моих родителей.

Гарри напрягся, и я подняла голову. Его челюсть сжалась, глаза

были настороженными. Я положила руку ему на щеку, и он накрыл её своей ладонью.

— Я знаю, что это был ты. — Я сглотнула подступившие к горлу эмоции. — Спасибо. Я… просто благодарю тебя.

Мои глаза заслезились, и Гарри смахнул большим пальцем упавшую слезу.

— Фейт, я… — он выдохнул и, борясь с собственными эмоциями, сказал. — Я сделал это ради тебя. Все, что я когда-либо делал, было ради тебя.

Притянув его голову вниз, я поцеловала его. Сквозь дрожащие губы и соленые слезы я целовала его и целовала, и целовала, и целовала, и целовала до тех пор, пока мне не стало трудно дышать. Когда я оторвалась от него, Гарри прижался к моему лицу.

— Я только что закончил читать твою статью. — Его голос был хриплым от эмоций. — Ты это серьезно? Ты любишь меня? Это навсегда?

— Да, — сказала я и одарила его самой широкой улыбкой. — Я имела в виду каждое слово.

Гарри закрыл глаза и процитировал.

— Я отправилась в «НОКС» добровольной рабыней, готовой к тому, что мне откроют глаза на мир греха и наслаждений. Но я не знала, что это приведет меня к великой любви всей моей жизни. Моей половинке. Моему мастеру. Моему Maitre Манхэттена.

Гарри прижался лбом к моему.

— Чего я не знала, так это того, что я оставлю за дверью свои запреты, но не свое сердце. — Гарри улыбался и излучал счастье, и я подумала, что могу умереть, видя радость на его лице. — Потому что, хотя весь мир, возможно, слышал о печально известном Maitre как о короле сексуального подполья, для меня он — король моего сердца, повелитель моей души и хранитель моей вечной любви…

— А я — его королева, — закончила я за него.

— Правда? — нервно спросил Гарри.

— Да, да и еще раз да.

— Ты это серьезно? — сказал Гарри с настороженным выражением лица. — У тебя было достаточно времени, чтобы по-настоящему подумать о том, как изменится твоя жизнь, как…

Я сделала шаг назад и убедилась, что взгляд Гарри прикован ко мне. Зная, что я полностью завладела его вниманием, произнесла.

— Я просто очень, очень, очень непослушная сабмиссив, стоящая перед своим мастером и просящая его шлепать ее до конца жизни. — Борясь с улыбкой, я спросила. — Тебе достаточно такого ответа?

Я наблюдала за тем, как дернулась щека Гарри, как он закусил губу, и вдруг меня подхватили на руки, обвив ногами талию и понесли к кровати с балдахином в спальне. Когда моя спина ударилась о чертовски ужасную непромокаемую простынь, Гарри забрался на меня.

— Ты подписалась «Аноним», — сказал он, имея в виду мою статью. — Ты подписала ее «Аноним». — Он повторил это дважды, словно не мог поверить в то, что я сделала.

— Это показалось мне подходящим.

Он посмотрел мне в глаза, и весь юмор исчез.