Тугая струна
Шрифт:
— Вы сами распустили мое подразделение. Откуда же мне знать, где сейчас Саймон? — за холодным тоном он пытался скрыть кипевшие внутри досаду и разочарование.
— Ну что ж, ничего страшного. Рано или поздно он все равно будет наш. Уверен, в конце у моих ребят будет для суда кое-что получше, чем какие-то там снимки, над которыми поколдовал брат вашей подружки.
Увидев ошарашенное лицо Тони, он сурово кивнул:
— Да-да, мы все знаем про вас и старшего инспектора Джордан. Вы что, правда думаете, что мы промеж себя ни о чем не сплетничаем?
— Вы упорно твердите, что вас интересуют доказательства, а не
Маккормик взял со стола папку и бегло просмотрел содержимое:
— Для меня психологический портрет доказательством не является. Слухи, намеки, наговоры завистников. Вот чем вы руководствуетесь, составляя такие портреты.
— Его жена говорит, что он ни разу не спал с ней. Вы же не будете настаивать, что в Западном Йоркшире такое поведение считается нормальным?
— У нее может быть сотня причин вас обманывать, — пренебрежительно бросил Маккормик, шлепнув папку на стол.
— Он познакомился с Барбарой Фенвик за несколько дней перед тем, как ее похитили и убили. Все это тут, в материалах дела, которое вела полиция Манчестера. На одной из первых его благотворительных акций после аварии, которая поставила крест на его мечте. У нас есть фотографии более позднего времени, с других его встреч с публикой, где он снят рядом с другими девочками, которые вскоре исчезли и о них никто больше не слышал. — Сейчас Тони говорил уже безо всякой надежды. Он не сумел составить документ, который позволил бы этим двум полицейским пойти на попятный и задуматься над смыслом его слов. Хуже того, он настолько восстановил против себя Маккормика, что, скажи он «черный», и Маккормик тут же бы возразил: «Нет, белый».
— Такой человек каждую неделю встречает сотни девчонок, и ничегошеньки с ними не случается. — Маккормик опустился в кресло. — Послушайте, доктор Хилл, я знаю, нелегко признать, что вы, ведущий психолог министерства внутренних дел, были словно зашоренный. Но взгляните на своего Макнила. Он любил эту девочку, но непохоже, чтобы она отвечала ему взаимностью. О том, что она договаривалась выпить с ним, прежде чем они встретятся в ресторане с другими двумя, мы знаем только с его слов. Примерно в то время, когда она предположительно умерла, его видели заходящим за угол ее дома. У нас есть отпечатки его пальцев, оставшиеся на дверном стекле. А сейчас он вдруг взял и исчез. Вы должны признать, все это выглядит куда убедительнее, чем кучка косвенных улик против человека, который считается национальным героем. То, что вы пытаетесь делать, доктор Хилл, вполне можно понять. Окажись кто-то из моих людей под подозрением, я, вероятно, чувствовал бы себя точно так же. Но признайтесь — вы совершили ошибку. Поставили не на того.
Тони поднялся:
— Мне жаль, что мы не можем сойтись во взглядах. Особенно мне жаль потому, что, как я думаю, Джеко Вэнс сейчас удерживает у себя еще одну девочку и она еще может быть жива. Ей-богу, хуже всего видит тот, кто не желает видеть! Я искренне надеюсь, что ваша слепота не будет стоить Донне Дойл жизни. А сейчас
Уортон и Маккормик не сделали ни малейшей попытки его удержать. Когда он уже был у двери, Уортон сказал:
— Макнилу лучше не дожидаться, пока его арестуют.
— Я в этом не уверен, — ответил Тони.
Выйдя из здания, он привалился спиной к дверце машины на парковке. Что им оставалось делать? Единственным старшим офицером полиции, который верил в его эфемерные доказательства, была Кэрол, но на полицию Западного Йоркшира она сейчас влияния не имела. Улики, которые были им по-прежнему необходимы, нужно было выискивать в телевизионных архивах и обращениях общенациональной прессы — источниках заведомо недоступных для дискредитировавшего себя психолога, пары копов-одиночек с другого конца страны и горстки начинающих детективов.
Законные пути ни к чему не привели. Настало время бросить игру по правилам. Прежде он уже делал так, и это спасло ему жизнь. Быть может, на сей раз спасет жизнь кому-то еще.
Кэрол стояла в дверях участка, уперев руки в бока, обводя взглядом комнату. Новости явно опередили ее, и два единственных детектива, бывших на месте, выглядели подавленными. Один перепечатывал рапорт, другой мрачно перекладывал пачки бумаги. Когда она возникла на пороге, ни тот, ни другой не сделали шага ей навстречу. Лишь брошенный искоса взгляд сказал ей, что они заметили ее появление.
— Где он? — потребовала Кэрол.
Оба понимающе переглянулись, явно тут же придя к одному и тому же решению. Тот, который сидел за клавиатурой, ответил, не отрывая глаз от работы:
— Сержант Тэйлор, мэм?
— Кто же еще? Где он? Я знаю, что он был тут, но мне нужно знать, где он сейчас.
— Он ушел сразу, как стало известно насчет Ди, — сказал другой.
— И где он собирался быть? — Кэрол не намерена была уступать. Иначе она не могла. На кону была не ее карьера, а скорее ее самоуважение. Речь о ее подчиненной, и она не собиралась сваливать на кого-то ответственность. Но ей нужно было понять, как разработанная ею операция могла привести к столь катастрофическим последствиям. Объяснить ей это мог только один человек, и она была полна решимости его найти.
— Ну же, — нажала она посильней, — где он?
Двое детективов еще раз переглянулись. На этот раз с покорным видом.
— В кабачке «Портовый», — сказал печатавший.
— В такую рань и уже в пивнушке? — возмутилась она.
— Это не просто бар, это больше клуб, мэм. Первоначально — для офицеров с торговых судов. Там можно поесть. Или просто почитать газеты за чашкой кофе.
Кэрол повернулась, чтобы идти, но он остановил ее:
— Мэм, вам туда нельзя. — Голос звучал настойчиво.
Взгляд, который она послала ему, заставлял насильников сознаться.
— Это место только для мужчин, — пролепетал этот мальчишка, — вас туда не пустят.
— Господи Иисусе! — взорвалась Кэрол. — Только бы не нарушить местных обычаев! Ладно. Бросьте то, чем вы сейчас заняты, Бекем, и отправляйтесь в клуб. Через полчаса я жду вас здесь с сержантом Тэйлором, или ваше удостоверение тоже ляжет ко мне на стол. Я понятно выражаюсь?
Захлопнув папку с бумагами, Бекем поспешил вскочить, проскользнуть мимо нее и, бормоча на ходу извинения, бросился вон из комнаты.