Тульский – Токарев (Том 2)
Шрифт:
Что касается Есаула – то ведь такие прозвания задаром не достаются – что тут добавишь…
Перед началом разговора все (кроме Тульского) выпили. Пожевали малость простой снеди вроде сала с лучком, а потом Варшава произнес вводно-вступительную речь, по смыслу напоминавшую выступление Токарева, только пересказанное несколько другими словами. Ну и терминология, естественно, тоже была другой. Вор говорил емко, в оконцовке спросил:
– Что, бражники… Тему все вкурили… Подсобим али что?
Гости переглянулись, Тихоня затянулся глубоко беломориной и, косясь на Токарева с Тульским, поинтересовался:
– Я одного недопонял. Если вынюхиваем субчика – то «по-красному» или «по-черному»?
– «По-черному», Витя, «по-черному»! –
Груздь между тем занялся селедочкой и спросил вроде как ее:
– Слыхал я, что мусора нам помогают?
Селедка промолчала, за нее откликнулся Шляпа:
– Или мы им… А, Варшава?..
Вор засопел. По закону, конечно, с мусорами хороводиться – это, прямо скажем, ни при каких обстоятельствах не приветствовалось. И Варшава это знал лучше и раньше, чем любой из присутствовавших. Однако вор верил тем, кого позвал, а потому ответил твердо:
– Нет правил без исключений… Перво-наперво надо найти этого сучонка. Мы не сдюжим – менты ему горло прикусят. А кто нам мешает тихой ночкой в «Крестах» к нему в гости зайти? Душегубы серийные – они с нервами не в ладах. Каждый второй с собой кончает. Али наша «библия» другому учит?
Баламут оскалился:
– Да по мне: пику в печень… или нет – как он Проблему завалил? Железным прутом в грудь? Вот на кол его и посадим… Я один раз в ИВС стишки вычитал, мне понравились: «У царя был двор, на дворе был кол, на колу не мочало – человека мотало!»
Тихоня выпучил глаза и чуть было не подавился горячей картошкой:
– Ты, Баламут, лучше бы азбуку читал – «мама мыла раму»!
С его оценкой, однако, не согласился Шляпа:
– Верно Баламут ворчит. Порежем на ремни – и Вася крякал!
Груздь ему поддакнул:
– Раз красноармейцы временно с нами – пусть и прикроют.
– Экие вы шустрые! – взорвался Варшава, мельком глянув на Артема. – Я что, с Токаревым в десна целуюсь?! Короче! Соберите паутину по углам! Повод есть – ищем по Проблеме! И еще… Мне тут капнули: в городе ухарь с Балашихи объявился, беглый с Иркутского лагеря – режет всех, кто шевелится. Он-то нам не к спеху, а вот рядом с ним… Бают, парнишка какой-то несудимый – вы ноздрями-то и пошевелите… Также и ты, Груздь, слышал я, частенько спортсменами приглашаешься…
Груздь, чуть смутившись, рассмеялся:
– Варшава! Ты ж понимаешь… Они все параши не нюхали, а править миром собираются. Вот и просют иногда – приди да рассуди. А мне – что, за процентик-то малый… Приду, кожу на лбу наморщу… Про сон скажу, что не сон, а про не сон, что сон…
– Не заиграйся, а то залезешь в кузов автозака, твое дело. Я о том, что через них-то тоже море информации, – предостерег скокаря Варшава и тот кивнул:
– Сделаем!
– Не сделаем, а делаем! – поправил его вор, чуть поджав губы. В этот момент Тихоня решил колыхнуть атмосферу, ну и завизжал по-лагерному:
– Пидор он неотъебанный! По-о-о-ррву!!!
Участники «высокого совещания» уловили в этом вопле ностальгические нотки прошлого и довольно заржали. Улыбнулся и Артем. Только Тульский не смог разделить всеобщего веселья…
В общем, на всех направлениях работа закипела – банальное, конечно, выражение, но – действительно ведь закипела… В Первом главном управлении КГБ СССР, ныне называемом СВР, говаривали, что есть три вида мотивации профессиональной работы – за большие деньги, от авантюризма и за идею, которая является мотивацией самых верных людей. Все, кто искал следы Невидимки, работали за идею.
…Первые результаты стали поступать уже через пару дней. Раньше всех отчитались сотрудники 7-го отдела и К°. Справок они понаписали – море с лихвой, причем лихва была, мягко говоря, разношерстная. Некоторые особо отличились, и Богуславский в бешенстве рвал их цидули, а на вопрос «Ну как?» отвечал дипломатично:
– Спасибо,
Некоторые справки были очень интересными, но, что называется, – явно не в те качели. Богуславский отложил для себя парочку. Первая касалась любопытного случая в крупном ювелирном магазине, куда пришли два человека для оценки очень дорогого ожерелья серьезной работы. Непонятно кто и непонятно почему вызвал милицию, которая, приехав, забрала обоих и посадила в «канарейку». На ходу один из задержанных убедил второго, что надо бежать, – они и соскочили, оставив ожерелье у ментов… А чуть позже этот второй пришел в РУВД Куйбышевского района, он, собственно, и был хозяином ожерелья. Выяснилось, что милиция была «левой», а «газик» просто угнали на пару часов. Многие не знают, что легче всего угнать именно милицейскую машину… Стоимость похищенного составила громадную сумму, ожерелье практически было невозможно продать в стране…
Вторая справка касалась последней по Ленинграду серии мошенничеств, где кидала рядился под летчика-аса, Героя Советского Союза. У него «на отводе» обычно стоял какой-то невзрачный паренек. Дело дошло до того, что эта парочка кинула на очень большие деньги невероятно богатых и амбициозных людей. И кто-то донес им на «героя». Вскоре его убили. Однако, согласно оперативной информации, денег не нашли и паренька тоже. А «по низу» спецаппарат сообщал, что донес на «летчика» как раз дольщик и что этот паренек не из активной преступной среды… История эта навевала мысли о продуманной холодной подлости…
Все остальные случаи были по-своему интересными, но ярко уголовными.
Обе любопытные справки Богуславский передал Токареву-старшему и добавил, что в любой момент может взять пост наружного наблюдения – под таким залегендированным предлогом, что без стакана никто и не разберется.
– Ничего, Вася, – мечтал Богуславский, – эта гнида молодость свою на парашу поменяет.
– Найдем, так зашлем уж на Урал, а не в Анапу, – кивал другу гудевшей головой Токарев.
Боцман тоже нашел кое-что интересное. Он влез в мозги и души непростых людей, и оттуда пахнуло погребом. Кувшинов свел его для разговора с неким Теремком, который когда-то давно был «польским вором», а потом – сукой. В 1942 году из лагеря в Брянской области подался Теремок защищать родину. В 1943 году – искупил вину кровью. В 1945 году получил орден боевого Красного Знамени. В 1949 году был осужден по Указу от 04.06.1947 года к 10 годам. Участвовал в «сучьей войне», разумеется, как сука. Вновь выжил. 27.07.1953 года Лаврентий Павлович Берия его амнистировал. Теремок носил орден, не снимая, и в таком виде ходил даже на правилки воров. Кувшинов говорил, мол, пусть носит – заслужил… Так вот, поведал Теремок следующее: в Ленинграде уже годок с небольшим назад появилась группа парней из небольшого городка в Свердловской области. Теремок об этом узнал, поскольку несудимая молодежь приезжала к нему советоваться. Хлопцы эти не чтили ни территорий, ни правил. Выслушав их истории, Теремок, долго не думая, объявил их махновцами. Иногда кто-то давал им жирные набои. Охотились за ними и спортсмены, и взрослые жулики, но найти их было нелегко: сегодня на одной хате, завтра – на другой… И вдруг – все стихло. Люди решили, что ребята убыли в столичную гастроль. Но недавно один шустрый паренек разжевал, что, дескать, нашли их всех в загородном доме – но мертвых и притом, как пишут в таких случаях, «без видимых причин насильственной смерти». Выяснилось, что все они были отравлены. Что же касается их денег, которых должно было быть видимо-невидимо, то – увы, мимо кассы. Сначала думали, что бабки менты соскребли. Понюхали, и оказалось, что в данном случае – нет. И вот что заметно – если бы их бандиты убрали, так завалили бы по-свойски – из стволов. А так, чтобы всех отравить, – тут надо и мало-мало своим быть, и особую загогулину в голове иметь… Теремок считал случившуюся историю более чем странной…