Тульский – Токарев (Том 2)

Константинов Андрей Дмитриевич

– Значит, любил покойник в общественном транспорте своей фамилией козырять? М-да… За это, конечно, не убивают… если убийца – обычный, нормальный уголовник… А если…

Токарев посмотрел в глаза Артуру, и тому почудилось, что он заметил во взгляде начальника нечто созвучное своим давешним мыслям…

На следующий день с утречка Токарев-старший и Варшава встретились, по сложившейся уже традиции, у памятника Крузенштерну. Долго разжевывать тему не пришлось – вор понимал все с лету:

– Начальник, мне нечего сказать. Даже потереть нечего. Никто из тех, кого знаю, – таких ошибок,

как с этим профсоюзным билетом, – не сделает. А по поводу, как ты говоришь, – мести, так зарезали бы его, как кролика, – и вся недолга. А тут – треугольники на стопах… прям как в колчаковской контрразведке – звезды вырезали на груди красноармейцев… Нет, это явно не блатной. Скорее, больной какой-то.

Токарев кивнул, однако сказал с напором:

– Согласен, есть резон во всем, что говоришь. Однако – билетик-то Треугольникова в вашей норке оказался. Значит – его либо кто-то из ваших скинул, либо – кто-то, кто хотел вам же подлянку сделать. Сам тугаментик в тайничок прилететь не мог, я в телепортацию не верю.

Варшава неохотно наклонил седую голову:

– Нечем крыть. Разберусь, хотя… Предполагаю реакцию.

Василий Павлович вздохнул:

– Старая песня… Мне-то тоже надо разобраться. Так что давай-ка во множественном числе не «разберусь», а «разберемся».

Вор, не отвечая, спустился по гранитным ступенькам к Неве, присел на корточки, поболтал пальцами в волнах ртутного цвета и обтер лицо.

Сзади подошел Токарев, сказал задумчиво:

– Как мы с тобой встречаемся, Варшава, так – вроде все правильно, а все – мимо. С хатой, где шахматишки прихватили, – непонятки… С Проблемой – темень-тьмущая! С операми моими Колчиным и Гороховским и твоим пропавшим Ганей – вообще, хрен знает что… Убой на Макарова – весь блатной мир не в курсах, говорят – спецназовец какой-то работал… Теперь вот очередной акт «мерлезонского балета» – гражданин Треугольников с непонятно откуда выплывшей ксивой… и опять просвета не видно…

Варшава, не отвечая, закурил сам, а потом и Василию Павловичу протянул коробку дорогих папирос «Богатыри». Тот взял. Помолчали, покурили. Потом вор спросил осторожно:

– Ты что же – на Шахматиста нашего неуловимого грешишь?

Токарев отмахнулся с непередаваемой гримасой:

– Да ничего я не грешу… Я скоро от теней на лестнице шарахаться начну. Мне этот Невидимка уже сниться начал – а все ухватиться не за что. Скоро все, что нераскрытое, – на него косячить буду. А потом – в клинику!

Желая переменить неприятную тему, Токарев взглянул на окурок папиросы в своей руке:

– Со столицы?

– Ага, – кивнул Варшава и добавил с блатной интонацией: – Брат из армии пришел – с гостинцами.

Василий Павлович усмехнулся:

– Старуха приехал жалом поводить? – Старухой звали известного иркутского вора, в миру – Старчева Геннадия Фоимовича, обитавшего в последние годы в Москве. Погоняло он такое получил за то, что никому не верил, весь был какой-то скукоженный и с малолетки смотрел на мир по-стариковски, с бурчанием.

Сов. секретно

Экз. единственный

Подписка

Я, Старчев Геннадий

Фоимович, даю настоящую подписку в том, что добровольно обязуюсь сотрудничать с органами внутренних дел. Сообщать о всех мне ставших известными замышляемых и совершенных преступлениях.

С правилами конспирации и способом экстренной связи ознакомлен.

Свои сообщения буду подписывать псевдонимом Дитя.

Написано собственноручно.

12 августа 1968 года Старчев.

Подписку отобрал ст. оперуполномоченный УЧ-287/14

Старший лейтенант внутренней службыХват Т. Т.

Вор с интересом глянул на начальника розыска:

– И все-то ты знаешь, Токарев! Только при чем тут это?

– Да так… Показываю, что владею оперативной обстановкой на вверенной мне государем территории.

– А никто и не сомневался!

– Ладно… Если конкретные мысли появятся – дай знать…

Попрощались. Уходя, Варшава, как всегда, не смог не окликнуть:

– Токарев! А ведь будет фарт с тобой – посадишь?

– А я и не скрываю! – откликнулся Василий Павлович.

– Ну-ну, – пробурчал вор и, дойдя уже до Горного института, неожиданно сердито гаркнул:

– «…И старуху мать, чтоб молчала, блядь!»

Варшава сам от себя и не ожидал, что так близко к сердцу принял последние слова Токарева. Мог ведь, собака легавая, хотя бы из вежливости ответить вроде того, что, мол, да брось ты, – так нет же!

Через несколько часов вор собрал у себя честной народец – то есть всех, кто сбрасывал документы Есаулу.

Речь свою Варшава начал с обращения:

– Джентльмены!..

Кратко изложив суть претензий угрозыска, вор перешел к опросу:

– Ну, и какие будут мнения?

Мнения были немудреные:

– … Чтоб у суки этой хуй на лбу вырос, покалечу ту иуду!..

– … Легавые сами зарапортовались!

– … Токаревские прокладки – говорил я, что любые темы с уголовкой карцером попахивают?!

…И так далее – как и на любом производственном собрании, эмоций было много, а конструктивных предложений – ноль.

– Хорош шипеть! – цыкнул раздраженно Варшава. – Сам Токарев подбрасывать эту ерунду нам не стал бы!

– Ага! – ухмыльнулся по-жигански засиженный карманный вор Тихоня. – Говорила мене мать – не водись с ворами!

Варшава коротко глянул на него и повысил голос:

– Не стал бы! А среди нас – тоже полоумных не замечено. Стало быть, кто-то…

– Подставил! – ахнул от догадки Есаул.

Вор поводил раздумчиво головой на реплику старого приятеля:

– Ну, на сурьезные проблемы этим не подставишь – чай, не при Иосифе Грозном живем… И не на оккупированной территории… Хотя – клин, конечно, лишний промеж нас с уголовкой таким манером вбить можно… Подставил… Дали себя подставить! Кто мог узнать, что мы сбросы делаем? Вот тот и пошутковал. Манера у него такая – он, я же говорил, даже пятки тому терпиле треугольником расписал – типа того, что, мол, блатные куражились…