Туман будущего. Роботы

Лысков Сергей

Аркадий Борисович взял в руки потрепанный временем планшет и стал читать с электронного листа.

– Ни много ни мало это произошло тридцать лет тому назад, в далеком две тысячи пятьдесят девятом году. Хороший был год: мне сорок два, карьера на пике, семья, мысли о ребенке и проблемы, которые решаются денежными знаками. Живи и радуйся. До покупки первой книги в коллекцию оставалась пара месяцев. Как говорится, я стоял на пороге идеального хобби для будущей старости.

Умный помощник Боб сделал крупный план ведущего и повысил настройки звука, дабы зрители и слушатели могли уловить едва различимые полутона голоса. Аркадий Борисович поправил очки и продолжил чтение:

– Уверен, вы помните,

что, начиная с шестьдесят третьего года, нейронная сеть построила весь цикл образования – от детского сада до университета, на основе теории Рядова. Так называемое «модульное образование». Всем, кто не в курсе, коротко озвучу главный принцип – идея Рядова заключалась в следующем: он предлагал отменить оценочную шкалу в системе образования и упорядочить дисциплины для изучения, дав ученикам право самим выбирать вектор развития. Например, физически развитый парень не хочет тратить время на физику, химию и биологию, а предпочитает все часы обучения потратить на любимый вид спорта. Как быть? Надо позволить ему это, но с одним нюансом: сделать уроки по физкультуре многогранными, и тогда его увлечение спортом затронет базовые науки: биологию, физику, химию и математику. Ведь тот же баскетбол невозможен без математических подсчетов и статистики для построения схемы и тактики игры. Баскетбол невозможен без знаний предела анатомических ресурсов спортсмена. Также в игре просто необходимы знания аэродинамических свойств сферы, то есть мяча. И никуда не деться без химии в периоды восстановления спортивной формы после интенсивных нагрузок. И вот так, обучаясь, казалось бы, обычному баскетболу, ребенок получает всестороннее развитие. При такой форме обучения не нужны министерства и бюрократы, только педагог для организации учебного процесса и искусственный интеллект для вектора обучения. И сегодня постулаты Семёна Александровича – незыблемая истина. Более того, мы семимильными шагами идем к созданию социального рейтинга на основе идентичных принципов, это же здорово, когда умный помощник предопределяет твой жизненный путь, позволяя любому человеку реализоваться. Не будет второсортных профессий, не будет социальных различий, только кластеры, в которых объективный рейтинг – как визитная карточка. Разве не идеальная модель общества? – Аркадий Борисович сделал большой глоток. – Система пока тестируется, но вектор правильный. Спросите, при чем тут коллекционирование? – Цап взял планшет поудобнее. – Позвольте зачитать ответ, – он поправил очки. – Я ранее упоминал, что был знаком с Рядовым, так вот, наше знакомство состоялось в интернате для психохроников. При изучении анамнеза больного Рядова меня заинтриговала его жизнь: он вырос в обычной интеллигентной семье, социальное окружение удовлетворительное, характеристика с места работы положительная, в браке не состоял, детей и судимостей не имел. В двадцать лет, после вуза, устроился преподавателем в школу и якобы написал книгу. В двадцать два года потерял в авиакатастрофе приемных родителей, но, как написано в характеристике с рабочего места, не замкнулся в себе, а продолжил трудовую деятельность. Его психическое здоровье пошатнулось после заявки на аспирантуру, в двадцать пять лет. Рядов издал написанную за годы работы в школе книгу и потребовал признать себя доктором наук и, как следствие, немедленно начать реформу образования. Это был манифест болезни. После курса терапии состояние улучшилось, и бредовые идеи потеряли актуальность, но требовалось время, чтобы, во-первых, реабилитировать больного, а во-вторых, не допустить повторного обострения. Теперь немного воспоминаний из дневника, цитирую аудиозапись приема:

«– Семён Александрович, вы продолжаете настаивать, что стали заложником заговора? – спросил тогдашний я.

– Да, – уверенно ответил тучный мужчина

в больничной пижаме. – Они поняли, что мои идеи принесут плоды, и решили меня изолировать.

– Понятно, а что за история с научной степенью?

– Комиссию испугал бунтарский подход к науке, – с прищуром ответил пациент. – Прочли мою книгу, и она изменила их жизнь. Доктор, а хотите, я подарю вам экземпляр, ну, чтобы не покупать?

Одобрительно кивнув, я хотел спровоцировать больного на психопродукцию. Тогда все мои коллеги и комиссия были убеждены, что книга – часть его бреда, плод больного воображения.

– Вы обречены на перемены после прочтения, только разрешите покинуть больницу, и я обещаю принести книгу.

Круглолицый голубоглазый мужчина явно выделялся на фоне пациентов интерната. И, если честно, чем-то импонировал мне. Мы разговаривали около часа, пока больной, сославшись на усталость, не попросился обратно в палату. Он убедил меня, что книга существует и, мало того, ее можно купить. Наверно, поэтому я настоял на повторном патопсихологическом обследовании и параллельно решил найти научную работу Рядова.

Дома, после приятного ужина в кругу семьи, уставший и отрешенный, я без особых надежд листал ленту литературного сайта. По телевизору монотонно бубнил диктор политического ток-шоу, супруга на кухне раскладывала вымытую посуду. Обычный семейный вечер.

– Не может быть, – прошептал я, когда на популярной интернет-площадке мне предложили купить монографию Рядова за пятьсот рублей.

И я купил эту книгу, тот я, молодой специалист. Её доставили быстро. Бордовая однотонная обложка, триста семьдесят шесть страниц текста плюс все стандартные атрибуты печатной продукции. Читать этот педагогический труд я не стал, для начала необходимо было убедиться, что именно эту книгу написал пациент. Мало ли Рядовых С.А. в мире?»

– Еще один дословный эпизод аудиозаписи приема:

«– Вы всё еще думаете, что я психически больной? – грустно выдохнул Семён Александрович.

– А как вы думаете, почему вы здесь?

– Заговор! – очень уверенно ответил он. – Я неудобен верхушке власти, а самый верный способ оболгать и опорочить честное имя – это признать человека невменяемым.

– В одной из наших бесед вы упоминали о печатной монографии, напомните ее название?

– «Человек. Инструкция по применению», – уверенно ответил пациент.

– Вот как?! – немного растерянно произнес я. – Почему такое необычное название для книги по педагогике? Вам не кажется это странным?!

– Ни капли, – ответил пациент. – В книге я рассказал, как правильно обучить школьника, без бюрократов. И мы как вид просто обязаны обучать будущие поколения по моей схеме.

– Занятно, а как выглядит книга?

– Без пафоса. Стандартный шрифт, бордовая обложка. Хотите, я перескажу главные принципы?

И он в течение часа с придирчивой достоверностью рассказывал все, что помнил. Окончив прием, тот я был в смятении: идеи, изложенные гражданином Рядовым, были логичны, и, мало того, они мне нравились, получалось, книга не отображала структуру бреда. Оставалось лишь прочитать монографию и соотнести написанное с услышанным.

Вечером, приготовив глинтвейн, тот я решил погрузиться в творчество Рядова. Книга была написана очень грузным, витиеватым языком с обилием сравнений и сложных речевых оборотов. Многое из сказанного пациентом прослеживалось на страницах монографии, поэтому не было оснований сомневаться в авторстве. Но надежды на вменяемость Рядова разрушило повторное заключение патопсихологов, они констатировали распад личностных структур и обострение болезни. То есть, как бы ни хотелось видеть в больном сохранную личность, возможно, импонируя ему, пришлось принять неизбежную истину, что тяжелое заболевание прогрессировало.

Конец ознакомительного фрагмента.