Туман-Озеро
Шрифт:
Через несколько минут раздается команда «смирно». Пришли командир и комиссар полка.
Командир полка откинул с орудия брезент, улыбнулся нам. Теперь пушка видна вся. Окрашенная в свежий зеленый цвет, она не блестит при луне, а словно вбирает в себя свет. Низка — для меньшей уязвимости, колеса маленькие, части расчетливо подогнаны, от рамы — две разводные станины, ствол длинный, с ноздреватым пламегасителем — не орудие, а игрушка. Да так браво смотрит. что у нас прямо дух захватывает.
Комиссар положил руку на щит
Майор щелкнул электрическим фонариком. На щит орудия упал огонек. И мы увидели металлическую табличку. На ней блестела надпись:
УСТИМУ ФЕДОРОВИЧУ ЯСНОВУ!
БЕЙТЕ ФАШИСТОВ! ГОНИТЕ ИХ С НАШЕЙ ЗЕМЛИ!
Так обычно заканчивались письма, которые мы получали из дому. Но мне в этих словах послышался отчаянный детский крик, живой крик. Я опять увидел старуху и ее смуглолицего мальчика, которых я без малого не расстрелял из собственного орудия…
Мальчик спрашивал фамилию командира расчета. Вместо меня ему назвали Яснова… «Не в этом ли все дело?» — подумал я, пораженный неожиданной догадкой.
Орудие мы в ту же ночь выдвинули на огневые позиции. Настоящий артиллерист так же легко узнает «голос» своей пушки, как голос близкого друга. И когда ударило наше «подарочное», артиллеристы сразу запомнили его «разговор». Минут десять оно «пело» в одиночку. Потом «заговорил» весь полк.
Наступило утро. Кругом — сухая степь. На западе, извиваясь в извилинах русла, поблескивает река. До нее километров семь. На нашей стороне курган, и за рекою, на серой возвышенности, — тоже курган.
Мимо кургана с запада на восток идет дорога, над дорогой стоит непроглядная рыжая полоса пыли. К реке она провисает, а над переправой клубится охровым туманом… Туда изо всех стволов бьет наша батарея.
«Новинка» чуть ли не упирается лафетом в курган. Осеннее солнце не грело, но нам было жарко. В расчете каждый работал за двоих и с двойной энергией. Нужно было помочь пехоте стряхнуть с себя противника, который повис у нее на плечах. Войска идут и идут. Над ними дымовой завесой повисла пыль. И вот, видим, вынырнул из-под этой завесы и, прихрамывая, торопливо зашагал к нам не то боец, не то командир. Он всматривается в нас и спешит. Только взлетают полы его серого халата, да мелькают истоптанные сапоги.
«Убежал из госпиталя, раненый», — думаю я. Тогда такие случаи бывали. Не доходя метров десяти, он оглянулся на дорогу. Потом провел рекой по
В эту ночь мы огневую позицию готовили наскоро. Вырыли узкую яму, с отлогим въездом для пушки, и только. Стреляли на дальние дистанции и ствол орудия торчал вверх градусов на сорок.
— Вот почему вас не узнать, — приостановился вояка в госпитальном халате. — У вас большие перемены, — добавил он.
«Яснов!» — догадался я.
— Похоронили нашу старушку… — говорит сержант сокрушенно.
Номерные посмотрели на меня и заухмылялись. Было ясно, о чем они думали. Перевариваю их взгляды — что делать, хорошо еще, что ехидного наводчика нет.
— Уже санбат снимался, когда я узнал ваши координаты, — передохнув, Яснов продолжал: — Пристроился на крыло полуторки… держусь за кабину… Слева фрицы катят наперегонки… Буду искать своих возле кургана… Еще в пути решаю. Характер мне ваш известный. И вот не ошибся… И вот не ошибся… — глядя на дорогу, повторяет сержант переменившимся голосом.
Прямо против нашего кургана пыль заклубилась и поднялась к небу, как от взрыва. Из-под нее боком вылетела автомашина. Разбрасывая по сухому придорожью людей, она рухнула вниз кузовом.
— Все же пожаловали!.. — говорит Яснов. А сам так и сучит пальцами.
Раздавив полуторку, прямо к нам мчится вражеский танк. Со ствола его орудия свисают обломки растрощенного кузова. За первым второй, третий танк…
Я и Яснов стоим над окопом. Остальные — внизу, возле орудия. Чтобы хоть что-нибудь сделать, нужно пушку выкатить… Миг, легкая и приземистая, она уже смотрит стволом в сторону дороги.
— Действуйте! — торопит меня Яснов. — Действуйте!
Я не увидел старуху л ее мальчика, а только подумал о них; рванулся было к пушке, но Яснов меня опередил.
— Расчет! — потряс сержант кулаками. — Орудие! — закричал он и, путаясь без привычки руками, заработал механизмами; стал целиться в танк прямо через ствол.
«Скорее бы выстрел!.. Скорее бы!.. Сейчас танки!.. Сейчас!.. Скорее!» — мысленно тороплю я сержанта.
— Снаряд! — кричит он.
— Есть снаряд! — отвечаю, как новичок на учении. Глазам не верю: первый танк стоит, а с его пушки растерянный фашист сбивает ногой обломки кузова…
«Вот так выстрел упустил я!»
— Tax! — бьет наше орудие.
Нужно спешить за снарядами… Делать больше нечего.
Возвращаюсь — нет пушки! Держу на бедрах по снаряду и мечусь, как мышь в решете. Один танк обходит курган с запада, второй, тот что остановился было, волчком крутится на месте. Из него валит во все стороны черный дым. Теперь не видно ни фашиста, сидевшего верхом на стволе орудия, ни обломков кузова; третий крадется к кургану с востока.
«Пушка укрылась с южной стороны!» — наконец, соображаю и бегу.