Туман-Озеро
Шрифт:
«Огромный провал, залитый темнотою, — неужели это озеро? — подумал Лысогор. — Ну и ночь: холмы рядом, а не видать их».
И припомнилось сержанту услышанное от старого Соснувца предание об этих холмах.
Одиннадцать братьев были угнаны тевтонами. Пленники отказались служить врагам. Ночью их утопили в Туман-Озере. К утру они вышли из воды и встали на родном берегу цепью холмов.
«Вот они!»— оглянулся Лысогор на песчаные вершины, заблестевшие против луны, точно непокрытые головы великанов.
Лысогору
«Спешите на помощь!» — призывал невидимый наряд пачкой зеленых ракет.
«Сигнал принят!» откликнулась застава ракетами красными.
Вдруг невдалеке от того направления, в котором вспыхивали «вопросительные знаки», замигали густые и частые отсветы пожара.
«Горит элеватор?! Вот так дело!..»
Огни ракет и пламя пожара сначала отражались в небе, а от него, словно уходя вглубь, в черной мути озера.
Залегший у берега сержант, если бы он мог посмотреть на себя со стороны, показался бы сам себе маленьким сказочным чародеем, который колдует над огромным казаном, наполненным расплавленной смолой.
«Да, элеватор!» — решил пограничник.
Где-то со стороны левого стыка участка заставы донеслась автоматная трескотня.
«Что же будем делать, братки?» — повернулся Лысогор к Одиннадцати Холмам. Подумав, он пополз к старшему наряда.
— Обстановочка, товарищ лейтенант… Что делать?
Лысогор не торопился с ответом. Он смотрел на озеро, в котором отсветы зеленых ракет отражались несколько по-иному. Если вначале они отдаленно напоминали лилии, уходившие головками вглубь озера почти отвесно, то сейчас эти лилии будто сносило быстрым течением воды.
Ясно: наряд бросает ракеты вдогонку, по пятам нарушителя, а тот изо всех сил спешит к границе, в промежуток между Туман-Озером и тем местом, откуда доносится автоматная трескотня.
— Обстановка изменилась, — прошептал Вьюгов. — Пожар пусть вас не беспокоит. Вы останетесь встречать Косача… Я пойду навстречу Моцко.
Зашуршал камыш; в нем вырос темный силуэт. Это встал начальник заставы.
— Товарищ лейтенант, одному идти нельзя. Еще что-нибудь случится, как с товарищем Сорокиным…
— Учтите, Косач обязательно пойдет, — проговорил Вьюгов. После напряженного молчания сухо добавил — Одному нельзя идти в наряд, а на задержание или преследование— другое дело.
Снова раздался легкий шорох; там, где только что стоял лейтенант, жутко и пусто подрагивала черная сетью косых теней, падавших от камыша. У Лысогора вдруг что-то заныло под ложечкой.
«Неужели этот человек п Валя… как говорит Хвостиков… А, к черту все!»
— Каламбет, Каламбет! — шепотом позвал сержант своего напарника.
— Я здесь! — откликнулся тот.
«Братушки, а вы тоже здесь?»— подмигнул холмам Лысогор.
Поежившись, он хотел
Лысогор с силой сжал оружие. Что же предпринять?.. А лодки уже не было… Канула в темноту…
Сержант взглянул на часы. На черном циферблате фосфорились стрелки, минутная показывала «десять», часовая — «двенадцать».
«Устроим Косачу рожки», — презрительно ухмыльнулся сержант, глядя на маячившую между остриями стрелок цифру «одиннадцать». Даже в эту критическую минуту от него не уходило неприятное воспоминание о…
«Не подведешь? Все от тебя зависит?»— покосился он на молодой месяц, от которого через все озеро был перекинут серебряный мост. Лысогор подполз к Каламбету и объяснил замысел.
— Понял?
— Ты вправо свою дорожку берешь, я здесь останусь… и не выпускать лодку с дорожек… — проговорил Каламбет и глаза его сверкнули в темноте.
— Тсс. Хорошо. Смотри только: может, появится и другая лодка. Знаешь, где мостки из жердей?
— Сам прокладывал…
Сержант бесшумно пробрался сквозь заросли и перешел по скрытой кладке зыбкую трясину.
Весь в грязи, он остановился. Вытер руки и снял из-за плеч карабин, отвел предохранитель. Прислушался. Еще немного прополз по скользкой бровке берега и вдруг снова увидел лодку.
Она устремилась к берегу. И в тот же миг скрылась луна! Лысогор грудью приник к затвердевшей прибрежной тине. Как бы ему пригодились в эту минуту тысячи ушей и глаз!
«Что-то булькает, Косач пошел вплавь!» — сержант приник к земле.
«Приближается к берегу. Ткнулся в камыши!» — старший наряда з волнении чуть привстал.
— Руки вверх! Выходи из воды! — четко, как выстрел, разорвало тишину. Лысогору показалось, что от его крика озеро встало дыбом, а лес зазвенел.
«У-у-у! Трюк!» — чуть не взвыл пограничник. Он увидел у берега длинное, качнувшееся на волне бревно.
Подавшись первому порыву, Лысогор вскинул карабин, чтобы выпалить все патроны в темноту, туда где рвет живот от злорадного смеха Косач.
Советские пограничники любят, когда нарушитель идет на штык. Вот и пошлем на штык… Вот на что, должно быть, рассчитывал Косач, отталкивая бревно. Что он делает сейчас? Спешит высадиться в другом месте!.. Лейтенант прав!..
Одев на шею карабин, чуть ли не на четвереньках сержант юркнул в камыш.
Только он добрался до своего насиженного места, как озеро вытолкнуло к берегу две черные фигуры. Они появились из темноты так же неожиданно, как появляются из блиндажа мишени; они и напоминали две сгорбленных «поясных», только не фанерных а словно свитых из самой что нм есть косматой и черной жути.