Туман. Авель Санчес; Тиран Бандерас; Салакаин отважный. Вечера в Буэн-Ретиро
Шрифт:
Полное имя Матильды Левен, дочери шотландского штурмана, женатого на басконке, было Левен-и-Эчеверри. Детство она провела в Бильбао и считала себя настоящей испанкой. После смерти отца, погибшего при кораблекрушении, она вместе с матерью переселилась в Мадрид. Мать ее была замкнутая, нелюдимая женщина, всегда ходившая в черном.
Природа наградила Матильду изяществом, блестящими глазами, черты ее живого лица дышали умом и смелостью. Она отлично декламировала стихи и была большой поклонницей Беккера, поэзия которого ей особенно нравилась. Дома у нее хранилось усердно читаемое собрание сочинений Вальтера Скотта в подлиннике. Кроме того, она была музыкантшей и с
На службе и на улице люди часто заговаривали с Карлосом о статьях его соседки, которые он выдавал за свои. Ему приходилось внимательно читать их, чтобы не попасть впросак, отвечая на поздравления и шутки знакомых. У Матильды действительно были воображение и талант, что и удивляло и возмущало Карлоса. Откуда у этой женщины такие мысли и столько выдумки? Все это порождало в нем смешанное чувство изумления и презрения.
— Я вижу, вы печатаетесь в газетах. Вот никогда бы не подумал! — говорил кто-нибудь Карлосу.
И это было все равно что сказать: «Я не предполагал, что у вас есть способности. Я считал вас более глупым и невежественным».
Другие полусерьезно, полушутливо уверяли:
— Дружище, я уже давно раскусил вас.
— Как так?
— По вашему виду я сразу понял, что в вас есть нечто поэтическое. И не обманулся.
Похвалы знакомых лишь усугубляли раздражение Карлоса против невесты. В детстве он почти ничего не читал. Весь его читательский багаж составляли два-три романа Фернандеса-и-Гонсалеса,{210} Переса Эскрича{211} да несколько французских рассказиков из «Корреспонденсия де Эспанья».{212}
Мать Карлоса, донья Антониа, с самого начала разгадала его тайну. Рассказы и заметки за подписью сына не могли принадлежать его перу: она считала, что у него нет никакого литературного дарования. Но это, по ее мнению, свидетельствовало отнюдь не о бесталанности Карлоса, а скорее напротив, — о превосходстве его натуры. Сочинительство не к лицу положительным, благородным людям: заниматься этим пристало лишь разному кабацкому сброду, дуракам и оборванцам, которые не выпускают изо рта трубку, ходят с длинными сальными волосами и беспробудно пьянствуют.
IX
Похвалы, расточаемые мнимому автору рассказов и заметок, побудили его на свой лад воспользоваться этим обстоятельством. Карлос, конечно, и не думал просить за них деньги — он знал, что для начинающего автора это затея бесполезна, поэтому он решил поступить хитрее и стать журналистом, определившись поначалу внештатным сотрудником, в чем ему могла помочь та скромная известность, которую он приобрел обманным путем. С этим намерением Карлос отправился в редакцию одной консервативной газеты, но там ему сказали, что в людях не нуждаются; тогда он обратился в другую газету, «Эль Популар», рупор радикально-республиканских идей. Редакция помещалась прямо в доме главного редактора, офицера-республиканца, приобретшего известность лет десять назад, во время одного из пронунсиамьенто.
Бывший воин видом своим напоминал офицера времен республики 73-го года,{213} он был бородат и неряшлив. Для полноты картины
Редакция располагалась в комнатах третьего этажа. Пока сотрудники работали, причем больше ножницами, нежели пером, под носом у них сновала взад и вперед служанка, то и дело появлялись угольщик и продавец из бакалейной лавки, постоянно возникали перепалки между лавочником и женой главного редактора, потому что счета в этом доме, без сомнения, оплачивались с опозданием или не оплачивались вовсе. Редактор не назначал жалованья ни одному из сотрудников. Они ухитрялись существовать, добывая средства неизвестно каким путем.
Карлос принес редактору свои статьи, вернее статьи и рассказы Матильды, и тот, внимательно прочитав их, заявил, бесспорно доказав этим свою проницательность:
— Друг мой, для нашей газеты вы слишком утонченный литератор. У меня здесь старые вояки, люди бывалые, отпетые.
— Но это не препятствие, — возразил Карлос. — Я готов делать все, что нужно. Мне хочется немного поучиться ремеслу журналиста.
— Ну, если вы хотите поработать у нас, мы вас примем с великим удовольствием, но без жалованья.
— Очень хорошо, я согласен.
Карлос стал ходить в редакцию. В ней подвизались голодные бородатые субъекты в изношенных куртках и обтрепанных брюках; трудно было понять, как этим несчастным семейным людям, обременным детьми, удается сводить концы с концами и прокормить свое потомство.
Некоторые из газетчиков, жившие в постоянной нищете, были убежденными и непримиримыми республиканцами, однако отступников тоже хватало. Ради любой жалкой должности многие из них готовы были переметнуться в стан противника. Таким образом, за счет своих сотрудников редакция «Эль Популар» в значительной мере пополняла ряды чиновников и полиции монархического правительства.
В редакции Карлос ничего не зарабатывал, но посещал ее с образцовым постоянством, полагая, что это принесет ему пользу и даст профессиональную подготовку. Он перезнакомился с журналистами, политическими деятелями, репортерами, поставлявшими информацию для провинциальной прессы, и очень скоро завязал дружбу с одним корреспондентом, которому начал помогать и с которым ходил вместе на телефонную станцию и телеграф.
В редакции, случалось, давали театральные билеты в партер, а иногда и в ложи. Карлос охотно брал их и приглашал в театр Матильду с ее матерью. Он по-прежнему рассылал по разным адресам рассказы и заметки своей невесты.
После полугода ежедневных хождений в редакцию «Эль Популар» Карлосу удалось оставить ее и перейти на работу в другую газету, «Эль Мундо». Ее сотрудники занимали помещение в большом старом доме на одной из центральных улиц. Карлос стал зарабатывать десять дуро в месяц, что по тем временам считалось блестящим дебютом.
Главный редактор, дон Валентин Кабальеро, недалекий господин, пользовавшийся репутацией хорошего журналиста, был человек жалкий: вечно хмурый, надоедливый и нудный, он принадлежал к числу тех, кто считает профессию журналиста чем-то вроде священнодействия и верит, что печать является рычагом прогресса. Сотрудники «Эль Мундо» не были такими жалкими, нищими и безвестными, как их коллеги в «Эль Популар»: некоторые начинали завоевывать признание на писательской стезе, другие служили в министерствах и в муниципалитете. Среди авторов было несколько профессоров и довольно известных писателей. Наиболее примечательными сотрудниками, самыми молодыми и самыми беспокойными, считались Алехандро Добон, Эдуардо Ларрага, Федерико Гольфин, Эмилио Агилера и Анхель Вильяверде.