Туман. Авель Санчес; Тиран Бандерас; Салакаин отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

де Унамуно Мигель

Тьерри приблизился к нему и учтиво сказал:

— Мне нужно поговорить с вами.

— Говорите, — презрительно ответил Пенья.

— Верно ли, что вы утверждаете, будто меня исключили из коллежа за половые извращения?

— Да, это верно, совершенно верно.

Монтальво произнес эти слова, картавя на французский манер: «Вегно, совегшенно вегно».

Не успел он договорить, как Хайме дрожащей от гнева рукой сильно ударил его по налитому кровью лицу. Пенья Монтальво бросился на Тьерри, но друзья и любопытные вмешались и развели противников. Дамы завизжали, несколько соломенных шляп упало на землю, в воздух взметнулись трости, кто-то застыл в нелепой

позе — словом, начался скандал. У Пеньи Монтальво из носу текла кровь, словно у прирезанного борова. Побледневший Хайме принял боевую стойку. В нем заговорила кровь молодого янки, привычного к боксу: он был готов вступить в кулачный бой с кем угодно. Воспользовавшись возникшим беспорядком, журналист Агилера схватил Тьерри за руку и потащил к выходу. Они пересекли площадь Сибелес и пошли по улице Алькала.

— Дружище, какая великолепная пощечина! — восклицал Агилера. — Такие даются на сцене и слышны даже на галерке. А то, что гражданину при этом разбили в кровь физиономию, кажется мне уже менее артистичным. Пытаться боксировать после такой поэтической пощечины просто глупо. Это все равно что войти в салон во фраке, а потом остаться в одних кальсонах и сорочке.

Тьерри возразил, что он с большим удовольствием отвесил бы еще пару затрещин этому безмозглому субъекту. Не доходя до Пуэрта-дель-Соль, они зашли в кафе «Форнос». В одной компании уже толковали о драке в парке Буэн-Ретиро, считая ее следствием политического спора, возникшего в связи с убийством премьера.

— Что случилось? — спрашивал кто-то.

— Ничего особенного. Просто двое заспорили о покойном премьере и подрались. Тот, что помоложе, поранил другого, и, похоже, очень серьезно: его противник потерял много крови.

— Известно, кто они?

— По-моему, оба из аристократов.

XXVII

На следующий день, около полудня, когда Тьерри еще спал, у ворот его особняка остановилась карета, в которой сидели два хмурых и надменных господина: граф де Арасена и маркиз де Вильякаррильо. Граф де Арасена, как всегда, являл собой образец безупречного денди, у маркиза вид был попроще да и платье поскромней. Они позвонили и, когда к ним вышла Сильвестра, спросили Тьерри. Заподозрив недоброе, женщина не позволила им войти в дом и даже не пустила их в сад, а позвала Бельтрана. Тот в фартуке и рабочей блузе вышел к гостям, и супруги вступили в переговоры с господами. Фонарщик и его жена сказали, что не позовут хозяина, пока им не объяснят причину визита. Аристократы решили, что Тьерри подстроил все это нарочно, чтобы избежать дуэли, и возвысили голос. Сильвестра и Бельтран, в свою очередь, приготовились перейти от рассуждений к оскорблениям и собрались высказать аристократам свое мнение о них самих и их женах, но тут Хайме услышал разговор и проснулся. Полуодетый, он высунулся в окно и крикнул:

— Сильвестра, впусти сеньоров.

Граф и маркиз прошли в спальню и вручили Хайме вызов на дуэль от Пеньи Монтальво. Тьерри внимательно прочел письмо и, дрожа от гнева, сказал:

— Хорошо. Дальнейшие объяснения, надеюсь, излишни?

— Совершенно.

— Куда явиться моим секундантам?

— Они могут прийти в «Касино де Мадрид».

— Они там будут. Должен предварить вас, что я человек приезжий и, возможно, не сразу найду секундантов, но это вовсе не значит, что я отказываюсь от дуэли. С секундантами или без них, я все равно буду драться с этим безмозглым ничтожеством.

— Кабальеро! — воскликнул Арасена. — Подобные оскорбления…

— Я

повторю это ему лично. Что касается времени, которое я могу затратить на поиски секундантов…

— Мы готовы ждать, сколько вам будет угодно, — примирительным тоном сказал маркиз де Вильякаррильо.

Оба аристократа откланялись и ушли; выходя, они с любопытством осматривались по сторонам — их, видимо, поразил вид особняка и образ жизни Тьерри.

— Ну и рожи! — воскликнула Сильвестра. — Будь моя воля, я бы двух этих субчиков метлой на улицу прогнала.

Тьерри оделся и пошел к сеньору Бенигно нанимать экипаж.

— Оплата почасовая!

— Хорошо, сеньор, договорились.

Тьерри поехал к Эмилио Агилере. Ему хотелось выбрать в секунданты какого-нибудь военного, чтобы придать дуэли значительность. Вместе с Агилерой они отправились к одному знакомому офицеру, потом к майору Лагунилье. Офицер, которого они застали за игрой в куклы с сынишкой, ответил, что роль секунданта ему пе по душе. Лагунилья тоже отказался. Тьерри поспешил в «Касино де Мадрид» на поиски дона Пако Лесеа. Этот последний и доктор Гевара дали согласие быть секундантами.

Позже Хайме узнал, что Пенья Монтальво хотел избежать поединка и добиться, чтобы суд чести дисквалифицировал Тьерри, лишив его права на дуэль. Однако подобные действия, даже если они и не вызваны трусостью, всегда могут показаться таковыми, поэтому после столь скандальной и звонкой пощечины спортсмену пришлось бы худо. Тьерри же при одной мысли о Монтальво приходил в ярость и жаждал проучить противника.

Секунданты встретились, обсудили условия поединка и установили довольно строгие правила ведения боя. Дуэль произойдет на обоюдоострых рапирах без наконечников и будет длиться до тех пор, пока один из соперников не сможет продолжать ее.

Дон Пако Лесеа был на вершине блаженства и с наслаждением играл свою роль. Пощечина, нанесенная Пенье, казалась ему весьма своевременной и заслуженной; доктору Геваре, наоборот, это дело было не по душе: он опасался, как бы оно не кончилось катастрофой для его подопечного. Судьей поединка был избран некий сеньор, считавшийся знатоком и теоретиком подобных сражений, хотя сам он ни разу в жизни не подходил к барьеру.

На следующий день Тьерри в экипаже сеньора Бенигно заехал за друзьями, и они направились к особняку, расположенному неподалеку от арены для боя быков.

— Ждать? — спросил сеньор Бенигно.

— Да.

Извозчик сделал неопределенный жест. Он уже догадался, что произойдет. У ворот особняка прибывших встретили Монтальво и его секунданты. Все прошли во внутренний двор, вымощенный каменными плитами. Совершилась обычная процедура осмотра оружия, закончились подобающие случаю церемонии, дуэлянты сняли пиджаки и жилеты и, оставшись в одних рубашках с закатанными рукавами, изготовились к бою. Разница между противниками бросалась в глаза: руки у Монтальво были мускулистые и розоватые, у Хайме — белые с голубыми жилками, нервные; у одного грудь была широкая и волосатая, у другого — узкая и впалая.

— Плохой диагноз! — невнятно пробормотал доктор Гевара.

Противники заняли свои места; сбоку, со шпагой в правой

руке, встал несколько взволнованный судья, готовый в любой миг применить свою власть и помешать соперникам прибегнуть к недозволенному приему. Налитая кровью физиономия Пеньи Монтальво и бледное лицо Тьерри в равной мере свидетельствовали о том, что дуэлянты охвачены отнюдь пе добрыми намерениями. Выждав несколько секунд, судья поднял шпагу и скомандовал:

— Вперед, сеньоры! Смелее!