Туман
Шрифт:
Затем, не отрывая пыльцы от шершавого фасада, они обошли дом против часовой стрелки и оказались у закрытой двери первого подъезда. Вошли внутрь, и из каждого мужчины, как по команде, вырвался свой выдох облегчения. Максим по-дружески подтолкнул Валентина Владимировича в свою квартиру.
Светлана Александровна, ещё заслышав шорох на лестнице, с трепетом в груди поднялась с кровати и, накинув на плечи мохнатую шаль, вышла в коридор.
Слёзы заблестели в её уставших бессонных глазах. В полумраке прихожей за Валентином Егоровым стоял её сын. Она не спешила броситься в его объятия, а любовалась им, пускай и плохо различимым в неосвещённом коридоре, но это вернулся её мальчик, и Светлана Александровна старалась впитать в себя всю прелесть и волшебство этого момента. Понимая, что произошло какое-то чудо, она
– Мам, как же я тебя люблю!
– Но, не больше, чем я тебя, – задыхаясь от объятий сына, а потому с усилием проговорила Светлана Александровна и после чуть отстранилась, чтобы наконец-то взглянуть своему чаду в глаза.
– Я знала, что этим утром ты вернёшься, – сказала она уже свободным голосом, улыбаясь, держа Максима за руки, – как только увидела за окном туман, сразу поняла, что только с тобой могу пережить такое нашествие.
– Ну, брось. И ты в какую-то мистику подалась. Обычное природное явление. Впечатляет, конечно, но не настолько, чтобы впадать в панику. Правда, Владимирович? – обратился Максим через плечо к соседу.
– Здравствуй, Валентин! – перенесла Светлана Александровна своё внимание на Егорова и, будто извиняясь за не вынужденное первичное отсутствие гостеприимства с её стороны, шутливо предположила: – Ну-ка, быстро сознавайся: это ты спас моего непутёвого охламона из лап правосудия?
– Если бы, – с сожалением пожал плечами Егоров. – Он сам пришёл, а по пути ещё и меня спас заодно. Я же, Светлана Александровна, заблудился в этом кошмаре.
– Как это? – заинтересовалась Зиновьева, не скрывая на лице искреннего удивления, и предложила: – Пойдёмте скорее на кухню, я поставлю чайник, и вы мне всё подробно расскажете.
Валентин на мгновение задумался: а погасил ли он огонь под своим чайником? Вспомнил, что точно повернул ручку конфорки, и со спокойной душой проследовал за Светланой Александровной на кухню, где Макс уже что-то жевал, стоя перед распахнутой дверцей холодильника.
Они сидели за столом, пили чай в прикуску с тем, что только могла собрать Светлана Александровна из еды для голодного сына, и делились своими впечатлениями о вчерашнем вечере, ночи и сегодняшнем утре. Излагать подробности этой беседы нет никакого смысла, потому что мой внимательный читатель и сам может в общих чертах представить себе этот разговор. А я лучше предложу ему заглянуть в другие квартиры, стоящего на отшибе дома, да, к тому же ещё, окутанного таким невероятным туманом.
Второй спаренный, согласно щадящему графику, выходной день начинался для Маргариты Николаевны Потёмкиной обыденно и привычно. Она проснулась без будильника и минут десять лежала укрытая одеялом, без движения и с закрытыми глазами. Я бы не осмелился сравнить её со спящей красавицей, потому что в целом обстановка и атмосфера в комнате не располагала ни к каким надеждам на счастливый конец. Скорее, на ум приходит хрустальная ваза в мягкой подарочной упаковке, хотя и эта ассоциация не слишком сочетается с Маргаритой, – уж больно она праздничная. А если оставить в покое аллегории и обратиться к удручающей реальности, то неподвижная Маргарита Николаевна, на самом деле, осторожно, как бы заглядывая в себя, пыталась понять и оценить, в каком состоянии находится её организм. Она лежала и боялась даже пошевелиться, потому что знала, что любое движение подогреет внутренние болезненные ощущения до ноющей боли.
Открыв глаза, Маргарита ещё с минуту полежала в кровати, но всё-таки с трудом поднялась, набросила на себя мрачный зелёный плед в горчичную клетку и превратилась в хрупкую старушку. На кухне она приняла положенную порцию лекарств, подошла к окну и ничего за ним не увидела. Тогда она прильнула к стеклу, как и вчера вечером, и посмотрела вниз. Скупое изумление выразилось только лёгким взлётом бровей и дернувшимися в стороны уголками губ на лице Маргариты Николаевны. Туман, конечно, её взволновал, но настолько, что у Потёмкиной взыграла только пессимистичная философия. «Так и должно быть в этом скучном бездушном мире, – рассуждала она. –
Маргарита Николаевна прислонила к окну бледные почти прозрачные ладони, и продолжительно подула между ними на стекло, и тут же отскочила от окна. Случилось что-то невероятное; стекло в том месте, где она дула, на её глазах покрылось сверкающей ледяной коркой. Маргарита уже и не помнит, когда её сердце билось с такой частотой.
– Что за ерунда?! – невольно вскрикнула она, всматриваясь в ледяной узор.
Испуг у Потёмкиной никуда не делся, просто он ушёл на второй план, задвинутый интересом и любопытством. Маргарита снова шагнула к окну и поскребла ногтем по стеклу, но, к её огромному удивлению, иней был по другую сторону стекла.
– Этого не может быть. Так, не бывает, – в ужасе прошептала она и вновь отпрянула от окна, но на этот раз уже дальше.
Никакого объяснения такому загадочному природному явлению у неё не было, но в душу и в сознание прониклось какое-то беспокойное для неё заверение, что кто-то пытается с ней поиграть таким необычным образом, – там, снаружи. Маргарита опять осторожно вернулась к окну, но второй раз касаться стекла она побоялась, а серебристый островок начал таять, и вниз по стеклу поползли капли. Когда ледяные следы её, якобы, дыхания совсем исчезли, а на нижней раме образовалась маленькая лужица, на лице Маргариты Николаевны появилась непроизвольная, но очень милая улыбка. Произошло какое-то маленькое чудо, и ей захотелось рассказать о нём кому-нибудь прямо сейчас. Но кому? В телефоне у неё были номера только коллег по библиотеке, и пара старых номеров ещё по работе в школе. Кому-нибудь из них позвонить? От этой мысли у неё мгновенно пропало всякое желание с кем-либо делиться увиденным. О соседях Потёмкина в тот момент даже не подумала. «И вообще, чего это я так «подскочила» кому-то звонить, – ругала она себя. – Хорошо, что так быстро прошло это наваждение. И что бы я сказала? «Представляете! У меня в сентябре за окном появился лёд от моего дыхания». Бред какой-то. Меня бы совсем за ненормальную принимать стали бы».
И вдруг, Маргарите показалось, что белая пелена за окном колыхнулась, будто снизу её потревожило какое-то большое существо. Она в страхе задёрнула штору, попятилась к двери и включила свет. Тревожное предчувствие надвигающейся беды, которое её преследовало последнее время, усилилось; оно как будто подсказывало, что опасность приблизилась, и она находится уже в этом тумане. Чтобы избавиться от скверных мыслей, Маргарита прошла в комнату и взяла в руку пульт от телевизора. С красной кнопки телевизор включился, но ничего кроме серой мерцающей ряби экран не выдавал. Перепробовав пальчиком все кнопки, Потёмкина поняла, что с телевизором что-то не так. Утро становилось гадким. Страх сменился гневным раздражением, потому что теперь ей предстояло мучаться выбором: вызывать мастера или покупать новый телевизор.
В связи с почтенным возрастом, режим сна у бабы Пани нарушен давно. Иногда она могла проспать всю ночь, и случалось, что после этого, ещё и днём покемарит. А бывали и бессонные ночи, когда, почувствовав позывы дремоты, она ложилась в кровать, но примерно через час просыпалась и больше не могла заснуть. В такие ночи пожилая женщина мучилась и в душе проклинала темноту за окном, поскольку принимала её за тюремщицу, которая издевательски следила за тем, чтобы несчастная узница как положено отбывала своё наказание. Но надо признаться, что такая бессонница посещала бабу Паню не часто, иначе она бы точно упросила Людку Добротову привезти из больницы какое-нибудь снотворное средство.