Туман
Шрифт:
– Кого? Подполковника? Даже мизинцем его не касался, – с невозмутимым откровением признался Максим.
– Ценю ваше самообладание и чувство юмора, молодой человек, – заулыбался Захаров и представился: – Я – майор Захаров Алексей Аркадьевич. А вас, я так понимаю, зовут… Максим Геннадьевич Зиновьев, – сверился он, раскрыв в руке паспорт.
– Так точно, – на военный манер подтвердил Макс.
– Но всё же, ответьте мне про пистолет, – настаивал майор.
– В глаза не видел, – коротко и искренне ответил задержанный.
– Разумеется, – задумчиво произнёс майор, достал из папки другой документ и, вчитываясь
– Конечно, – ответил Максим не раздумывая, – он мой блуждающий сосед сверху.
– В каком смысле? – поднял на него глаза майор.
– В нашем доме не живёт, – принялся пояснять Макс, – а приезжает, когда ему вздумается. Там квартирка на втором этаже от матушки – Алёны Григорьевны ему досталась. Вот сегодня с мигалками он заявился. Дискотекой нас, отсталых, побаловал.
– А вас там много «отсталых» было на этих танцульках? – прищурившись, спросил Захаров.
– Да почти все соседи и вышли, – сдвинув брови, вспоминал Зиновьев и тут же поправился: – А, Владимирович вышел только когда меня уже забирали. И ещё эта…, госпожа Потёмкина так и не вышла, но в окне я её заметил.
Майор поднёс листок поближе к своему лицу и, как будто у самой бумаги, спрашивал с усмешкой:
– Кто-кто свидетель? А где же остальные?
Потом взглянул на Максима и задал вопрос уже конкретно ему: – Старшина Павленко Сергей Викторович, часто посещал ваш дом вместе с подполковником Жмыховым?
– Вы, наверное, имеете в виду водителя? – уточнил Максим и, покачивая головой, ответил: – Нет, я бы заметил. Нас там так мало, что я даже по шуршанию и писку узнаю, какая из мышей бежит по лестнице.
Алексей Аркадьевич более внимательно посмотрел на Максима и небрежно поинтересовался:
– Не могу понять: ты так ершишься, или таким образом пытаешься скрыть своё волнение?
– Наверное, и то и другое, гражданин майор. Я же не знаю, какую цель вы преследуете этим допросом, – изъяснился Зиновьев, чувствуя, что и в самом деле волнуется.
– Это не совсем допрос, – спокойным голосом успокаивал его майор, – считай, наш разговор пока дружеской беседой. Если, конечно, у тебя и впрямь не было намерения завладеть оружием, – посмотрел он на арестанта опять остро.
Максим поднял руку, почесал подбородок, потом щёку и признался:
– Скажу вам честно: если бы он на меня направил пистолет, то, скорее всего, я бы завладел оружием. Но пистолета в его руке не было.
– Слава Богу, что не было. И это очень хорошо, – в задумчивости, словно пропел Захаров, и задал новый вопрос: – А старшина Павленко, как себя повёл, когда вы выясняли свои отношения со Жмыховым?
– Умеренно и вполне благородно. Даже пытался усмирить подполковника, но тот его отпихнул, – с симпатией к водителю отрапортовал Максим.
Майор отбросил на кушетку бумагу, встал, потянулся, разминая руками поясницу и, с глубоким выдохом в потолок, произнёс:
– Ой, дурак. До пенсии всего ничего осталось, а такие кренделя выписывает.
Пройдя мимо Максима к окну, Алексей Аркадьевич некоторое время наблюдал за бледнеющим фонарным светом на листве дерева, за наплывающей справа по небу розовой зарницей, а потом, повернулся к Максиму, сунул руки в карманы брюк, присел одной ногой на подоконник и заговорил:
– Давай-ка,
Максим почувствовал, что для него появляется благополучный исход этого дела, и даже хотел встать со стула в знак благодарности, но Захаров его жестом попросил успокоиться. Тогда Зиновьев сосредоточился и, без затруднения, сдерживая эмоции (как и просил майор), обрисовал приезд Жмыхова, передал свою короткую, но содержательную беседу с ним, описал молниеносный захват и «трогательное» прощание оскорблённого подполковника, посланное Максиму в живот.
Когда Макс закончил рассказывать, для Алексея Захарова картина была предельно ясной, и рассматривать её с другой стороны уже не имело для него никакого смысла, поскольку подполковника Жмыхова он давно успел изучить, и неплохо знал Михаила Анатольевича, именно, с той – другой стороны. Захаров был из той редкой когорты офицеров, которые понимали, что такое офицерская честь и уважали эту честь в себе. Была бы его воля, он бы этого Жмыхова отправил в запас без всяких почестей и пенсии за такую выходку, но история эта вырисовывалась настолько неприятной для всего состава, что раздувать её не следовало бы ни в коем случае, как бы не требовала того офицерская честь. К сожалению, честь – это понятие индивидуальное, личное и другим это понятие не передашь вот так запросто, но служебную и, тем более, мужскую солидарность никто не отменял, так что, необходимо было замять эту неприглядную чепуху ещё в истоке. «Это происшествие должно непременно раствориться по-тихому; так будет лучше для всех, – заключил для себя Алексей Аркадьевич и задумался: – Но как поделикатнее утихомирить Жмыхова? Такую вонь не так просто заткнуть, а она даже на уровне кабинетов не нужна». И тут его посетила замечательная мысль. Маленькая деталь, из только что услышанного рассказа, родила эту мысль. Захаров, разумеется, в целом понимал, как замять это дело, а теперь он ещё и знал, как заткнуть навсегда рот Жмыхову.
– Ты сказал: «без шлюхи». А как часто он посещал ваш дом с подобными дамами? – Спросил он с открытым интересом и удовольствием.
– Для его возраста…, я думаю, что часто, – решился Максим на иронию, посчитав, что уже можно.
– А ты уверен, что Жмыхов всегда приезжал с проституткой? Ну, может быть всё-таки, это была его дочь или жена? – перестраховывался на всякий случай майор.
Максим совсем уже расслабился и позволил себе лёгкую дерзость. Он посмотрел на Захарова, как на любопытного наивного ребёнка и сказал:
– А кому придёт в голову вести свою жену в знакомую ей стрёмную хату, заставляя её при этом пригибаться под окнами, красться, чтобы ступени не скрипели и, тем более, за полночь? Ну, про дочь у меня никаких фантазий не хватит. А в общем-то, я и дочь, и жену его знаю. Они раньше не часто, но приезжали в эту квартиру по выходным, – закончил он без сарказма.
Майор Захаров глубоко повздыхал в раздумьях, поглаживая пальцами лоб, и сказал:
– Но ты тоже, мил человек, не из умного разряда. Без какой-либо поддержки, вот так резко, бросаться на подполковника милиции – это, брат, отчаянная глупость. Но от себя замечу, что глупость достойная уважения.