Туманы сами не рассеиваются (повесть и рассказы)
Шрифт:
— Пойдем, нам пора. Давай лучше сходим в кино.
— Криста!
После кино они вышли на улицу. Дойдя до ворот дома, где жила Криста, они остановились.
— В первый раз ты привела меня сюда. Знаешь ли ты, что это для меня значит? Поверь мне, все уладится. И отец твой привыкнет ко мне. Вот демобилизуюсь, найду себе работу. Может, в сельхозкооперативе.
Криста склонила голову ему на плечо и кивнула. От страха и надежды она лишь наполовину понимала смысл его слов.
Вдруг дверь дома
— Папа, это ты? — Криста попыталась улыбнуться. Отто Хольбах недовольно махнул рукой, словно показывая этим, что он ничего не хочет слышать.
— Это твоя подружка? Ты лжешь мне! И как тебе только не стыдно!
Кровь прилила Бернду к голове, он сделал шаг вперед и произнес:
— Господин Хольбах, разрешите…
— Я ничего не разрешаю, — прервал его старик. — Мне с вами не о чем говорить. Уходите! Немедленно уходите вон!
Старик схватил Кристу за руку и, втащив во двор, запер калитку изнутри.
Бернда охватила волна злости, он даже замахнулся кулаком, но тут же сдержался.
«Силой тут не поможешь! — решил он. — Нам обязательно нужно будет поговорить по-мирному. А чем я, собственно, не подхожу для твоей дочери? Делай что хочешь, она моя даже тогда, когда ты и против».
Бернд повернулся и пошел прочь.
Отец отпустил руку дочери только тогда, когда они вошли в комнату.
— Ты… — с трудом выговорил старик. — Ты с ними… Я так и думал. И для этого я тебя воспитывал? Такой позор! Ах ты гулящая!
Криста посмотрела отцу прямо в глаза и решительно сказала:
— Бернд любит меня! Да, я гуляла с ним, и ты сам виноват в том, что я не говорила тебе правды!
— И ты гуляешь с пограничником! — Старик схватил ее за плечи и начал трясти. — Таскаешь его к дому, спишь с ним! Беги за ним, если он тебе дороже родного отца! Беги!
— Папа! — Криста рывком освободилась от рук отца. — Как тебе не стыдно! Тебе не надо выгонять меня, я и сама могу уйти! Она подбежала к двери и вышла, с силой хлопнув ею.
— Ты останешься!
Очутившись в своей комнате, Криста бросилась на кровать и дала волю слезам. «Как он обращается со мной! Как будто, гуляя с Берндом, я совершила преступление. Я люблю его! Отец ведет себя так, будто сам никогда не был молодым. Обозвал меня гулящей девкой! Он сам во всем виноват. Если бы была жива мама, все было бы иначе!»
Криста встала, подошла к окну и растворила его. Она не повернулась даже тогда, когда отец тихо вошел в комнату, подошел к ней и положил ей на плечи руки. От него сильно пахло водкой.
— Не сердись на меня, Криста, за мою грубость. Я же хочу тебе добра. Какую жизнь он тебе создаст? Они, кроме как стрелять, ничего не умеют. Что
— Я люблю его!
— Закрутил он тебе голову! В твоем возрасте это нетрудно сделать. Все это пройдет. Все! Он получит удовольствие и в один прекрасный день исчезнет. Понимаешь? Этого не должно быть! Слышишь, не должно!
— Все это неправда. Бернд хочет остаться здесь, он будет работать в кооперативе.
— В кооперативе! Как будто это имеет какое значение! Нужно подумать, и все будет иначе. Ну!
— Что будет иначе? Я тебя не понимаю. А Бернда я не оставлю. Я уже не ребенок, и ты не имеешь права распоряжаться моей судьбой.
Отец повернул ее к себе лицом. В глазах у него застыл страх.
— Да, да. Я знаю. Сейчас совсем другое время. Но крестьяне везде неплохо живут, и в западной зоне тоже. Подумай о дяде Вальтере. Ты же знаешь, как богато он живет. Я хочу тебе добра! Обдумай все хорошенько. Я тебе не буду мешать!
Она посмотрела в наполненные страхом глаза отца и положила голову ему на плечо, а он нежно гладил ее по волосам.
Когда в комнату вошел гауптфельдфебель Шрадер, Ахим Мюллер встал с кушетки.
— Уже пришел?
Шрадер кивнул.
— У меня и в поле работы хватает, а тут еще эти ночные дежурства!
— Что нужно, то нужно, — засмеялся Шрадер. — Ты же сам записался в отряд содействия полиции. Я вот тоже сегодня в поле работал, вам помогал.
Мюллер потянулся и стал надевать куртку.
— Подожди минутку. Сейчас пойдем.
Они вышли на темную улицу.
— Что у нас сегодня по плану? — поинтересовался Мюллер, прикуривая сигарету.
— Наружная проверка.
— Скажи, что-нибудь случилось? Так много ты никогда не суетился.
— Что случилось? Ничего, а если бы что и случилось, то все равно я бы тебе ничего не сказал. Тебя это беспокоит?
— Да так, ничего, — засмеялся Мюллер.
Они шли по улице и курили.
— Я думаю, что с арестом Вилли Браунера вы явно загнули.
— Что значит загнули?
— Выходит, мне мою Эльзу тоже в восемь вечера уже нельзя выпускать на улицу, — ехидно заметил Мюллер.
— Режим в пограничной зоне существует не против Браунера и ему подобных. Кто хочет пойти в гости, пожалуйста!
— Все это как-то подозрительно. Скажи, чего ты хочешь?
— Кончай болтовню, пойдем-ка лучше дальше!
Дойдя до леса, они сели на траву. В километре от них виднелось село Райхенау, а сразу же за ним проходила граница.
Они потихоньку разговаривали. Мюллера от усталости клонило ко сну.
— Ты слышал? — Шрадер схватил его за руку. — Ложись и не шевелись!
Оба распластались на земле, вглядываясь в темноту. Шрадер полез за пистолетом.